Никола Корник - Сладкий грех

Для Эвана было настолько неожиданно услышать, с какой подкупающей простотой говорит Лотта, что он невольно рассмеялся. Он слышал, что Лотта Пализер — необычная женщина, тем более удивление оказалось приятным.

— Однако подобные качества не гарантируют успеха в профессии куртизанки, — уточнил он. — Не думаю, что вам нравится это дело. Однако за него неплохо платят, и это все меняет. Вы похожи на солдата-наемника. Завербовавшись на службу, наемник зачастую не знает ни того, кто его нанял, ни какую в точности работу ему придется выполнять, чтобы отработать эти деньги.

Лотта засмеялась низким гортанным смехом.

— Замечательная аналогия. — В ее голосе не было ни тени юмора. — Да, с моей стороны было весьма наивно полагать, что я с легкостью смогу ступить на эту стезю.

Эван подумал, что это еще слишком мягко сказано. Он наслышан обо всем, что с ней произошло, знал, что скандальный развод и разорение безвозвратно разрушили прежнюю жизнь, унеся с собой уверенность на возможные перемены. Вряд ли возможно, не изменившись, устоять перед столь катастрофическими ударами судьбы. Светским сплетникам было приятно выставить эту женщину как беспорядочную в своих связях шлюху. Однако Эван видел, что Лотта лишена той дерзкой наглости, которая присуща подобным поступкам. Разумеется, она опытна, но так далека от развратного бесстыдства, свойственного ее профессии.

Он спокойно встал, подошел вплотную и, приподняв за подбородок, повернул ее лицо так, чтобы на него падал отблеск свечи. Кончики пальцев ощутили мягкость кожи, но рассмотреть что-либо подробнее мешал внушительный слой пудры и грима — атрибутов куртизанки.

— Смойте грим, — приказал он коротко и резко.

Ее подбородок невольно дернулся — было ясно, что Лотта не из тех, кто с легкостью подчиняется приказам. Однако, слегка замешкавшись, она высвободилась и направилась к стоящему в углу комнаты умывальнику. Полив себе на руки воды из разрисованного синими птицами большого китайского кувшина, Лотта несколько раз протерла лицо, смывая макияж. Когда она вернулась, Эван поразился тому, что ее бледно-кремовая кожа покрыта золотистыми веснушками. Внимательно присмотревшись, отметил выразительную привлекательность ее миловидного лица, напоминающего формой сердце и мягко сужающегося к подбородку, с глубоко посаженными карими глазами. Красиво очерченные разлетающиеся брови придавали лицу приятную живость. Небольшой рот со слегка припухшими губами вызывал прилив эротических фантазий. Желание, сильное и простое, поднималось в нем, захватив врасплох. Жизнь пресытила его впечатлениями, в том числе и от женщин. Мог ли он ожидать, что ощутит прилив желания по отношению к подобной женщине, и так скоро. Ему необходима Лотта Пализер с ее скандальной репутацией, но к этому вдруг присоединилось желание, на которое он совсем не рассчитывал. Эван продолжал рассматривать ее, не замечая, как сузились на его смугловатом лице ярко-синие глаза, чувствуя только сильные толчки крови и сильное желание впиться губами в этот искушающий рот.

Тонкие, чуть заметные лучики сверкнули в уголках ее глаз, придавая лицу особое выражение некоей усталости от жизни и легкий налет цинизма. Необычные темно-кофейного цвета глаза, затянутые дымчатой поволокой, в чьих глубинах таилось что-то обещающее, зовущее к глубоким чувственным наслаждениям.

Ленивым жестом Эван прикоснулся к ее волосам, потянув скалывавшую их шпильку, и они рассыпались тяжелыми блестящими локонами по плечам, мягким золотом, темной бронзой и каштановыми бликами напоминая о теплых тонах осени. Пропустив локоны сквозь пальцы, он ощутил их гладкую шелковистость.

Она стояла абсолютно неподвижно, затаив дыхание, как мышка, затаившаяся от кошки. Тихонько потянув за краешек шали, он заставил ее соскользнуть к ногам Лотты легким облаком.

Теперь ее прикрывал лишь кружевной пеньюар, практически не скрывавший наготу. Стоя так близко, Эван отчетливо ощутил тепло тела и слабый сладковатый аромат жасмина, который источала ее кожа. Легкая пена кружев красиво приподнималась и округлялась сквозь снежно-белую ткань, темновато и сладостно просвечивали приподнятые островки сосков. Тело Эвана вновь возбудилось, отвечая на немой призыв. Их глаза встретились. Теперь в уголках этих сочных губ притаилась легкая насмешка. Ясно, он испытывает желание, а ей это очень нравится. Новая, поднявшаяся из самых глубин тела волна захлестнула, побуждая склониться и поцеловать ее.

Лотта не сделала даже легкой попытки прильнуть и обвиться руками, как это делают опытные и умелые куртизанки, забирая власть над мужчиной, выказывая свою готовность к наслаждениям. Она по-прежнему не двигалась с места, лишь ее губы, теплые и мягкие, слегка приоткрылись под его натиском.

Он отступил, несмотря на возросшее желание.

— Сколько вам лет? — внезапно спросил он.

Улыбка исчезла, и Эван заметил быстро промелькнувшую в ее глазах искорку — прикидывает, что ответить?

— Мне восемь и еще двадцать, — с готовностью сообщила Лотта.

— А вот я слышал, что вам три и еще тридцать.

Она даже не пыталась скрыть свое раздражение. Сделав шаг назад, подхватила спасительную шаль, плотно закутавшись в нее, вновь скрыла от посторонних глаз свою пленительную наготу.

— Зачем же спрашивать, если вам известно? — огрызнулась она.

— А утруждать себя ложью? — парировал он.

— А затем, что миссис Тронг, не колеблясь, выгонит меня. Еще немного, и я окажусь на улице. Если мне удастся слегка оттянуть этот момент, то почему бы и нет?

Эван почувствовал прилив сострадания. В ней говорило не задетое самолюбие, а жестокий страх перед наступающим будущим. Это позволяло предположить, что она будет вынуждена согласиться на его условия. Она отчаянно пыталась избежать тирании, царящей в борделе, угрозы оказаться на улице, как те постаревшие проститутки, которые занимаются своим ремеслом за кусок хлеба в сточных канавах. Нужно признать, она низко пала.

Он занял прежнее место и, откинувшись назад, вновь принялся внимательно разглядывать Лотту.

— Так что же насчет моего предложения? Вы намерены принять его или нет? — спросил он.

Она сидела на самом краешке кровати, мерно покачивая ножкой, обутой в отороченную лебяжьим пухом туфлю.

— Как вы прямолинейны, — задумчиво произнесла она, глядя на него своими чудными выразительными глазами.

— Такое ясное предложение, — улыбнувшись в ответ, сказал он с подкупающей простотой. — Уверен, вы не в восторге от той жизни, в которую вынуждены окунуться. Я никогда ни одну женщину не затаскивал в постель силой. Так вот, — Эван пожал плечами, — если предложение вам не по вкусу, я могу пойти куда-нибудь еще.