Аноним (СИ) - Тедеска Нави

И Джерард начал постигать искусство обольщения. Сам мастерил соблазнительного кроя одежду из того, что ему отдавали с щедрого хозяйского плеча, а Маргарет помогала ему шить и подгонять невероятно распутного вида сорочки и обтягивающие бриджи по фигуре. И эта одежда, пусть и со следами поношенности, но безумно ему идущая фасоном и цветом, сидящая идеально, стала для него той драгоценной огранкой, что придаёт от природы красивому камню невозможную притягательность и шик.

Маргарет помогла открыть ему тайны женского макияжа, не того кричащего ужаса, что наносили себе на лица некоторые дамы из высшего света перед походом на бал, а тех незаметных штрихов, которые добавляли взгляду томности, глубины, губам придавали манящую красноту и блеск, а щекам — здоровый притягательный румянец. Джерард помнил, как они в один день пробрались тайком в хозяйский будуар и, сидя у трюмо перед зеркалами, Маргарет творила над ним волшебство. Он, от природы обладавший необычной, притягательной внешностью, после её колдовства над баночками и кисточками увидел в зеркале такого себя, что сам на некоторое время испугался. Сначала казалось, будто ничего особо не изменилось в его образе, но стоило по-другому упасть свету или наклонить голову, как его лицо превращалось в убийственное оружие соблазнения. Маргарет тогда, увидев со стороны, во что сама же превратила Джерарда, с тихим охом сползла на пуф и, ошарашенная, сказала: «Я не знаю, к чему это тебе, Жерар, но, прошу, будь с этим аккуратнее. Ты рискуешь произвести слишком сильное впечатление на окружающих тебя людей». Сколько Джерард помнил себя, Маргарет всегда нежно называла его Жерар, хотя к французам и французской крови он не имел никакого отношения. Его родители когда-то бежали из Италии от преследования инквизиции из-за лже-донесения и после долгих скитаний обосновались в Париже.

Эти три Истины — Внешность, Человеческая похоть, Искусство обольщения, — он заставил служить себе, своей цели. Победы, многие из которых поначалу были небольшими, с каждым месяцем наработанного опыта становились всё крупнее и масштабнее; они позволяли Джерарду забираться на ступеньку выше и выше, пока он, став любовником одного очень влиятельного при дворе человека, не попал на приём к королеве.

Это был именно тот день, что решал всё. Джерарду только исполнилось восемнадцать, и он уже несколько месяцев ублажал и подчинял волю своего женатого виконта, воспылавшего к нему безумной страстью, уговаривая, чтобы тот взял его на королевский приём под любым предлогом. Всё это время он никогда не забывал о Маргарет, выдавая её за свою старшую сестру и устраивая женщину работать в тот дом, где хозяином был его очередной покровитель. Джерарду это удавалось очень легко, ведь Маргарет была прекрасной работницей, и это была смешная цена за те бесконечные чувственные наслаждения, что получал в знак благодарности хозяин дома.

И вот вершина лестницы. Джерард попал на приём в качестве дальнего родственника своего любовника, и ему были абсолютно не важны все его выдуманные родословные и титулы, которые виконт просил запомнить во имя поддержания легенды: сегодня этот мужчина, хоть он и был относительно добр и щедр, должен был исчезнуть из его жизни. Джерард знал это так же хорошо, как то, что за окном стоит июнь. Или он победит в этой игре, или проиграет. Середины не дано. Стремительно перемещаясь по зале, на ходу перекидываясь остроумными фразами с дамами и их спутниками, он приближался к королеве, сидевшей на роскошной тахте перед открытым окном в сад и выглядевшей скучающей. Вокруг неё щебетала её свита, но Джерарду казалось, что венценосная особа была готова всё отдать, чтобы они разошлись по дальним концам залы и оставили её в одиночестве и тишине. Он прекрасно осознавал, что такой юноша, как он, пусть красивый, пусть имеющий притягательную мужскую фигуру и бархатный голос, будет смешон для этой женщины в качестве соблазнителя. Он выяснил заранее, что королева никогда не питала слабости к юным мальчикам, но в остальном была довольно эксцентричной особой. Следовательно, предстояло удивить её дерзостью, остроумным юмором, бесконечным уважением, своими заслугами, зрелым умом, что несло в себе это тело. И предложением бескомпромиссной верности. Более того, это был единственный шанс на миллион, что она обратит на него своё внимание и запомнит надолго. Он подошёл и, почти не останавливаясь, дерзко наклонился к ней, что-то прошептав на итальянском в её высокую причёску прямо над ухом. Какое-то время Её Величество сидела, не двигаясь, смотря на него яростно и недоуменно, но, встретив взгляд ореховых с прозеленью глаз и ощутив, с какой эмоцией на лице юноша смотрел на неё, она медленно растянула губы в лёгкой улыбке и кивнула.

Никто тогда не расслышал фразы, сказанной Джерардом, никто не знал точно, что произошло в тот момент, это навсегда осталось их личной тайной. Даже Фрэнку не было позволено узнать её, все разговоры на эту тему были под запретом в поместье Мадьяро. Но факт оставался фактом: уже через неделю Джерард с Маргарет переехали в левое крыло дворца, туда, где располагались спальни особо приближённых к королеве подданных самого высокого должностного ранга. А еще через год своей успешной тайной службы у королевы Джерарду Мадьяро было отписано небольшое поместье в пригороде, куда он и переехал с Маргарет в своё девятнадцатое лето. Джерард был самым юным подданным на службе у Её Величества, самым незнатным и самым ненавидимым человеком за всю историю правления королевы. И он же был тем, кто приносил больше пользы короне своими нестандартными умениями и оригинальным подходом к решению сложных проблем и пикантных вопросов, чем некоторые обширные и имеющие власть канцелярии и управления.

Остановившись, карета резко качнулась, выведя Фрэнка из ленивой дремоты. Он сонно огляделся вокруг и, услышав голос кучера: «Прибыли, месье», надел полумаску на лицо. Фрэнк дождался, пока ему откроют дверцу, чтобы легко спрыгнуть на мощёную шлифованным камнем дорогу, ведущую к парадной лестнице поместья. Та широкими мраморными ступенями поднималась к крыльцу под колоннадой и упиралась в массивную дубовую дверь — главный вход в особняк баронессы.

Волнение, волнение… Как бороться с ним, когда впервые решаешься на безумную авантюру? Когда уверяешь себя сделать что-то, что никто и никогда бы не одобрил, что-то, что повлечёт за собой непредвиденные последствия? Уже поздно было размышлять об этом, привратник в чёрной ливрее и бархатной маске с лёгким учтивым полупоклоном открыл перед Фрэнком тяжёлую входную дверь, ведущую в темноту. Чуть помедлив, понимая, что развернуться и уйти уже никак не получится — это просто ниже его достоинства, Фрэнк вступил в эту чёрную пустоту, ощущая бьющееся волнение прямо в гортани. Темнота обволокла его, и дверь за спиной с тихим скрипом затворилась.

Пытаясь подавить панику, он некоторое время просто стоял, не двигаясь и прислушиваясь к приглушённым, таким далёким звукам музыки. «Невероятно, — думал он в тот момент, когда глаза ничего не видели, руки ничего не осязали, и только слух, обострённый до предела, пытался добыть хоть какую-то информацию об окружающем, — я ведь был здесь столько раз. И знаю главный холл и гостевое крыло этого особняка довольно хорошо. Я помню этот длинный коридор, заканчивающийся высокими дверями с ажурными позолоченными ручками. Но сейчас, без источников света… мне кажется, что я попал в совсем другой дом, и не могу решиться сделать и шага».

Оставшись в темноте и потерявшись во времени, не решаясь двигаться, он просто ждал, что же произойдёт дальше. Ведь не могло это странное бездействие длиться вечно? Вдруг за правым его плечом возник свет. Пытаясь скрыть испуг и удивление, юноша повернул к нему голову. Это был тусклый огонёк небольшой свечи в миниатюрном подсвечнике, который держала рука в перчатке, исчезающая в темноте за ореолом света. Чуть выше внезапно проявилась красочная маска, полностью скрывающая лицо, край треуголки и атласный шарф под ней, будто вырванные этим скудным светом из окружающей темноты, как часть чего-то чуждого и ирреального. Усилием воли Фрэнк заставил себя не вскрикнуть от неожиданности и успокоить сбившееся дыхание.