Диана Гэблдон - Чужеземец

Я вздохнула, предчувствуя очередную тему на историческую тему, но миссис Бейрд заулыбалась и принялась расспрашивать моего мужа.

— Так, значит, это правда? Она была на севере и видела камень Двух Братьев? Значит, он и правда остался от викингов?

— Они посещали побережье многократно с шестого по четырнадцатый век, — мечтательным голосом пояснил Фрэнк, который, похоже, в этот момент видел внутренним зрением драккары, несущиеся по волнам. — Да, викинги… И они привезли с собой все свои мифы, а у них их было немало… Эти вещи тут укоренились.

Да, в это легко было поверить. Надвигались сумерки и, похоже, несли с собой бурю. Жутковатый свет сочился из облаков, и даже современные дома вдоль дороги выглядели древними и жутковатыми, равно как и обветренный пиктский камень, стоявший в сотне футов от нас на перекрестке дорог. В такую ночь хорошо было сидеть дома с запертыми ставнями.

Однако, вместо того, чтобы уютно устроиться в гостиной миссис Бейрд и любоваться развешанными по стенам картинами, Фрэнк предпочел принять приглашение на стаканчик шерри от мистера Бейнбриджа, местного поверенного, интересовавшегося городскими архивами.

Вспомнив свою первую встречу с мистером Бейнбриджем, я предпочла остаться дома.

— Постарайся вернуться до начала бури, — попросила я, целуя Фрэнка на прощание. — И передавай привет мистеру Бейнбриджу.

— Хм, да, да, конечно.

Стараясь не встречаться со мной взглядом, Фрэнк набросил на плечи плащ и, взяв с собой зонтик, вышел в коридор. Я закрыла за ним дверь, но не стала задвигать засов, чтобы он мог спокойно вернуться. Затем я прошла обратно в гостиную, невольно подумав о том, что Фрэнку будет приятно сделать вид, будто у него вовсе нет жены, и мистер Бейнбридж с удовольствием поддержит его в этом. Впрочем, мне ли его винить в этом?

Поначалу, вчера, когда мы посещали мистера Бейнбриджа, все шло не так уж скверно. Я вела себя тихо, вежливо, старалась выглядеть умной, но незаметной и хорошо воспитанной, — как полагается Идеальной Жене оксфордского дона до тех пор, пока не подали чай. Вспомнив об этом, я взглянула на свою правую руку, где до сих пор красовался ожог на всех четырех пальцах. В конце концов, не моя вина, что мистер Бейнбридж, вдовец, довольствовался дешевым жестяным чайником вместо нормального, фарфорового. Так же никто не виноват, что поверенный, желая проявить вежливость, попросил меня разлить чай в чашки. Также не его вина, что держатель, который он мне вручил, оказался растресканным, и накаленная докрасна ручка чайника обожгла мне руку.

Нет, сказала я себе, то, что я выронила чайник, — в этом не было ничего противоестественного. То, что я уронила его на ковер мистера Бейнбриджа, было всего лишь досадной случайностью, — надо же мне было его куда-то уронить. Хотя, конечно, восклицать при этом: «Твою мать!» едва ли стоило…

Оправившись от шока, мистер Бейнбридж проявил всю необходимую галантность, засуетился, перевязывая мне руку и не прислушиваясь к объяснениям Фрэнка, который смущенно принялся рассказывать, что последние два года я провела в полевом госпитале.

— Боюсь, что там моя жена подхватила пару крепких выражений от янки и всех прочих, — пробормотал Фрэнк с нервной усмешкой.

— Точно, — подтвердила я и поморщилась, оборачивая руку мокрой салфеткой. — Мужчины иногда выражаются довольно цветисто, когда вынимаешь из них осколки шрапнели.

Мистер Бейнбридж попытался тактично перевести разговор на нейтральную историческую почву и заявил, что всегда интересовался тем, как изменяется просторечный язык с течением времени. Он привел пару примеров гаэльских ругательств, и Фрэнк с удовольствием поддержал эту тему.

— Верно, — подтвердил он, убирая со лба челку. — Ругательства постоянно эволюционируют.

— Да, и это продолжается до сих пор, — подтвердила я, взяв кусок сахара щипчиками.

— О?! — вежливо обернулся ко мне мистер Бейнбридж. — Так вам встречались какие-то любопытные вариации на войне?

— Да, — кивнула я. — Любимое ругательство я подцепила у одного янки. Его звали Уильямсон, и он был родом, кажется, из Нью-Йорка. Он повторял это всякий раз, когда я меняла ему повязки.

— И что же это было за ругательство?

— «Иисусе Рузвельт Христос», — отозвалась я и уронила сахар Фрэнку в чашку.

…Посидев немного с миссис Бейрд, я поднялась к себе, чтобы успеть немного почитать до возвращения Фрэнка. Я знала, что он никогда не пьет больше двух бокалов шерри, и потому не сомневалась, что вернется он довольно скоро.

Поднялся ветер. В воздухе невольно ощущалось напряжение. Когда я принялась расчесывать волосы, они затрещали от статического электричества и тут же принялись завязываться узлами. Придется сегодня обойтись без положенных ста расчесываний, — решила я. — Достаточно и того, чтобы почистить зубы. Пряди волос упорно липли к моим щекам, сколько я ни пыталась отбросить их назад.

Воды в рукомойнике не оказалось. Фрэнк использовал ее всю, приводя себя в порядок перед встречей с мистером Бейнбриджем. Взяв бутылку минералки, я налила немного себе на ладонь, а затем провела руками по волосам. Еще немного воды, чтобы смочить щетку… После чего я зачесала волосы за уши.

Ну вот, так-то лучше, сказала я себе, вертясь перед зеркалом. Влага убрала статическое электричество, и теперь волосы тяжелыми блестящими волнами рассыпались по плечам.

Внезапно совсем рядом сверкнула молния, и послышался гром, после чего погас свет. Я негромко выругалась и принялась рыться в ящиках.

Где-то здесь были спички и свечи. В Шотландии так часто отключали электричество, что свечи стали необходимой принадлежностью любой комнаты. Я видела их даже в номерах лучшего эдинбургского отеля, — там они пахли медом и были изящно вставлены в стеклянные подсвечники с хрустальными подвесками.

Свечи миссис Брэйд оказались куда проще, — обычные белые домашние свечи, — но их было очень много, и целых три коробка спичек. Впрочем, сейчас стиль интересовал меня меньше всего.

При свете очередной молнии я вставила свечу в синий керамический подсвечник на туалетном столике, а затем прошла по всей комнате, зажигая остальные свечи, пока мягкий дрожащий свет не наполнил все вокруг. Очень романтично, подумалось мне, и нажала выключатель, чтобы когда электричество вернется, внезапная вспышка не испортила все настроение. Свечи сгорели всего на полдюйма, когда отворилась дверь и вошел Фрэнк, точнее, его внесло сквозняком, погасившим три свечи.

Дверь за ним закрылась с грохотом, от которого погасли еще две, и в полумраке он растерянно взглянул на меня, проводя рукой по растрепанным волосам. Я поднялась и вновь зажгла свечи, негромко что-то пробормотав по поводу людей, которые так грубо врываются в комнаты. И лишь когда я закончила и повернулась, чтобы спросить, не хочет ли Фрэнк чего-нибудь выпить, то обнаружила, что он бледен и взволнован.