Трейси Энн Уоррен - Моя пылкая любовница

И, уже никуда не торопясь, прижался бедром к краю стола, внезапно нависнув всем своим крупным телом над ее миниатюрной фигуркой. Пригвоздив ее к месту своим дерзким взглядом, он дал волю похотливому вожделению, овладевшему им с той минуты, как она вошла в его кабинет. В жилах жарко бурлила кровь, и Пендрагон больше не препятствовал своим чувствам. Глаза его заблестели.

Он пожирал ее взглядом, начав с утонченного лица, медленно, оценивающе спустился к шее и дальше, к груди. Там он задержался чуть дольше, затем опустился к животу, бедрам, к изящным ступням. А потом Пендрагон повторил все в обратном направлении, вверх, медленно, жадно лаская ее взглядом.

Губы ее приоткрылись, щеки заполыхали.

— Мадам, — произнес он голосом, полным чувственности и угрозы, — я уже сказал вам, что ваши вещи не представляют для меня никакой ценности. Я хочу от вас только одного — раздеть донага и уложить в мою постель. И если вы не желаете предложить мне себя в обмен на долг вашего брата, нам больше не о чем разговаривать.

Она ахнула и задрожала всем телом. Пендрагон ждал, предполагая, что она даст ему пощечину.

Однако леди Хоторн продолжала сидеть на месте, молча и совершенно неподвижно, и только по ее щекам можно было догадаться о бушующей у нее в душе буре — они порозовели, потом побледнели, потом снова порозовели.

Наконец она прерывисто вздохнула и вздернула подбородок.

— Если я соглашусь, — пробормотала она, — то каковы будут ваши условия?

Рейф моргнул и едва не потерял равновесие. Бедро его чуть не соскочило со стола, но в последнюю долю секунды он все-таки сумел удержаться.

«Она и вправду сказала то, что я услышал? Нет, — тут же заверил он себя, — мне это просто показалось».

— Мои условия? — медленно протянул он, выжидая.

Вместо того чтобы метнуть в него негодующий взгляд, она переплела пальцы, уставилась на свои колени и шепнула:

— Да. Чего вы хотите? — Ее щеки тут же заполыхали, как жаркое июльское солнце. — То есть я знаю, чего вы хотите, но когда вы… где вы… Будет ли это только один раз? Боже, но вы же не хотите этого прямо сейчас, да?

И тут же его охватило дикое, неукротимое желание, а мужское достоинство сделалось твердым. Перед глазами возникли пылкие постельные сцены. На какой-то миг он представил себе, как хватает Джулианну из кресла и укладывает на свой письменный стол. Сначала целует ее до беспамятства (мысли подернулись чувственным туманом), потом задирает на ней юбки и…

Сообразив, что лучше сесть попрочнее до того, как он окончательно дойдет до животного состояния и кинется на нее, Рейф осторожно выпрямился и попятился к своему надежному креслу.

Усевшись в него, он воспользовался передышкой и взял себя в руки. Сказать, что он удивился, значило ничего не сказать, особенно если учесть, что он был не тем человеком, который часто позволяет застать себя врасплох.

«Она что, в самом деле готова принять мое наглое предложение?»

Уж этого он никак не ожидал. Он предполагал, что его развязные речи перепугают ее и заставят немедленно уйти, как случилось бы с любой обычной женщиной.

Ну, начать с того, что обычная женщина просто не явилась бы к нему домой и не стала бы так храбро просить за своего брата. Джулианна Хоторн, вне всякого сомнения, не была похожа на других, и при этом леди от кончиков своих наманикюренных пальцев до кончиков изящных пальчиков на ногах. И, как истинная леди, просто обязана была плюнуть ему в лицо, не задумавшись ни на секунду.

Она должна была оскорбиться. Почему же этого не произошло? Почему она не говорит ему, что он омерзительная, презренная свинья?

И почему он сам не делает то, что просто обязан сделать, — выставить ее за дверь? Неловко ерзая в кресле, он точно знал почему.

Прищурившись, Пендрагон внимательно изучал ее. Как далеко она готова зайти? Он решил прощупать почву.

— Нет, не сегодня, — заявил он. — И не думаю, что одного раза будет достаточно. — Втянув в легкие побольше воздуха, он продолжал, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно: — Самое лучшее соитие в мире не стоит тридцати тысяч фунтов. Нет, мадам, наше соглашение будет намного длительнее, если мы к нему придем.

Вот сейчас она уйдет, подумал он. Прямо сейчас — схватит накидку, вспомнит о достоинстве и вернется в свой изящный замкнутый мирок, где подлые финансисты-плебеи вроде него самого не домогаются благородных леди.

Поджав губы, она так стиснула пальцы, что было странно, отчего они не ломаются.

— И н-насколько длительное?

А в самом деле, сколько нужно времени, чтобы выплатить такой огромный долг? Сколько времени держать ее в качестве своей любовницы, чтобы удовлетворить свое желание? Сколько дней, недель и месяцев ему потребуется, чтобы насытиться этой редкой, необычной красотой, пока ее обаяние не начнет тускнеть? Пока ему не надоест, что неизбежно произойдет, и он перестанет ее вожделеть?

Какую цену назначить за добродетель леди?

Разумеется, женщины низших классов постоянно продают свое тело, чтобы заработать несколько шиллингов на хлеб и крышу над головой. Но эта женщина не шлюха. Она не будет голодать и не замерзнет в глухом переулке, если не отдастся ему.

И тут осознание того, о чем он размышляет, разозлило Пендрагона. Что, ее братец так ей дорог? Неужели спасение молодого графа от финансовой и социальной катастрофы стоит того, чтобы отдать себя буквально в руки незнакомого ей до сегодняшнего дня мужчины?

— Прежде чем я обдумаю все подробности, — вслух произнес Дракон, — объясните мне, миледи, почему вы готовы пойти на это?

Глаза ее сверкнули.

— Я уже сказала почему. Я должна помочь своей семье.

— Вашему брату в первую очередь. Он что, действительно стоит такой цены? Даже если я приму вас в дело, если можно так выразиться, что ему помешает спустить свое состояние после того, как этот долг будет выплачен? Где гарантии, что ваш благородный жест не окажется напрасным, если в будущем он снова растратит деньги?

— Гарри пообещал мне, что больше никогда не будет играть в азартные игры, и я ему верю. Он несчастен и раскаивается, и это убедило меня, что урок пошел ему впрок. Он вовсе не испорченный молодой человек, скорее — просто сбившийся с пути.

— Долговые тюрьмы полны такими людьми, которые когда-то считались хорошими.

— Гарри в самом деле хороший, — заступилась она за брата. — Кроме того, пострадает не только он. У меня есть младшая сестра. Ей семнадцать, и через несколько недель она должна начать выходить в свет. Я опасаюсь поставить ее в неловкое положение, тем более не хочу, чтобы ей пришлось выходить замуж ради денег. Я хочу, чтобы она могла любить мужчину, за которого выйдет, и восхищаться им, а не чувствовать себя обязанной обвенчаться, чтобы пополнить семейные сундуки.