Барбара Картленд - Тайная гавань

— Что тебе, Эйб?

— Должен потолковать с вами, леди. Теперь он называл ее «леди», а когда она была ребенком — «маленькой леди». Судя по голосу, потолковать он хотел о чем-то важном.

— Я спущусь… — начала было Грэйния, но запнулась.

Эйб сразу понял, о чем она подумала.

— Совсем безопасно, леди, — сказал он. — Хозяин не услышит.

Грэйния поняла без дальнейших объяснений, почему граф не услышит, и, не говоря больше ни слова надела халат, который лежал на чемодане, и пару домашних туфель.

Очень осторожно, стараясь не шуметь, она отперла дверь спальни.

Что бы там ни говорил Эйб, она боялась столкнуться не с отцом, а с хозяином дома.

Свечи на лестнице все еще горели, но оплыли почти до конца. Спустившись в холл, Грэйния вошла в комнату, которая, как она знала, находилась прямо под ее спальней и выходила в сад.

Она подошла к окну, выходящему на веранду, и пока отпирала задвижку, Эйб успел подняться на ступеньки и подойти к Грэйнии.

— Мы уходим быстро, леди.

— Уходим? Что ты имеешь в виду?

— Опасность! Большая опасность!

— Да что случилось? О чем ты хочешь сказать? Прежде чем ответить, Эйб оглянулся через плечо, словно боялся, что кто-то услышит.

— Восстание началось в Гренвилле среди французских рабов.

— Восстание?! — воскликнула Грэйния.

— Очень плохо. Убили много англичан.

— Откуда ты узнал?

— Прибежал один парень. Когда уже стемнело. — Эйб снова оглянулся через плечо. — Здешние рабы хотят присоединиться к восстанию.

Грэйния без расспросов поверила, что Эйб говорит правду. Слухи об опасности быстро распространялись по островам, которые то и дело переходили из рук в руки; чаще всего это были слухи о восстаниях то в общинах, поддерживающих французов, то в общинах, поддерживающих англичан.

Единственное, что удивляло, — восстание произошло на Гренаде, которая вот уже двенадцать лет находилась под властью англичан после того, как сравнительно короткое время побывала в руках у французов.

Но когда Грэйния плыла на корабле из Англии, она слышала, как офицеры говорили о французской революции и о том, что король Людовик Шестнадцатый два года назад был казнен.

— Ясно, что теперь неизбежны волнения среди французских рабов на островах, — сказал как-то капитан. — Они готовы начать собственную революцию.

Выходит, так и случилось на Гренаде… Грэйнии стало страшно.

— Куда же мы отправимся? — спросила она.

— Домой, мистрисс. Сильно безопасное место. Немногие люди найдут «Тайную гавань».

Грэйния понимала, что это правда. Дому дали верное название. Дом, построенный за много лет до того, как отец Грэйнии восстановил его, находился в глухом уголке острова, там можно спрятаться — и спрятаться надежно! — от французов и вообще от кого угодно.

— Мы должны уходить немедленно! — сказала Грэйния. — Ты предупредил папу?

Эйб покачал головой.

— Не будите хозяина, — ответил он. — Вы уйдете теперь, леди. Хозяин потом.

На минуту Грэйнию смутила мысль, что она бросает отца. Но она тотчас подумала, что избавляется от Родерика Мэйгрина, а именно этого ей и хотелось.

— Ладно, Эйб, — сказала она. — Мы должны бежать от опасности, а папа последует за нами завтра.

— Три лошади есть готовые, — сообщил Эйб. — Одна повезет багаж.

Грэйния собиралась было заявить, что ее багаж не имеет значения, но передумала.

Она отсутствовала целых три года, и теперь ей нечего надеть, кроме платьев, купленных в Лондоне и привезенных с собой.

Догадавшись, о чем она размышляет, Эйб сказал:

— Положитесь на меня, леди. Я заберу багаж. — И словно внезапно чего-то испугавшись, добавил: — Скорее! Надо спешить! Не терять время!

Грэйния перевела дух, потом, подхватив обеими руками подол халата, быстро пробежала через комнату и поднялась в спальню.

Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы надеть костюм для верховой езды и сунуть в еще не распакованный чемодан сверху платье, в котором она обедала, ночную рубашку и прочее.

В спальню из ее багажа перенесли всего один чемодан, остальные были еще внизу.

Она уже застегивала муслиновую блузку, когда в дверь тихонько постучал Эйб.

— Эйб, я готова, — прошептала она.

Эйб зашел в комнату, закрыл чемодан, перевязал его и поднял.

Водрузил чемодан себе на плечо и молча начал спускаться по лестнице.

Грэйния последовала за ним, но, войдя в холл, решила, что не следует уезжать, не сообщив отцу, куда она направилась.

Она видела письменный стол в той комнате, где Родерик Мэйгрин принимал их перед обедом. Захватив с собой свечу, Грэйния пошла за писчей бумагой.

Бумагу она нашла, нашла и гусиное перо и, обмакнув его в чернильницу, написала: «Я уехала домой. Грэйния».

Вышла со свечой в холл.

Подумала, не оставить ли записку на столике, где отец ее непременно увидит, но испугалась, что кто-нибудь сбросит бумажку.

Сильно волнуясь — сердце у нее неистово колотилось, — Грэйния медленно повернула дверную ручку и вошла в столовую.

Она увидела освещенных светом свечей двух мужчин, склонивших головы на стол, уставленный бутылками. Оба спали пьяным тяжелым сном…

Несколько мгновений Грэйния просто молча смотрела на отца и на человека, который намеревался взять ее в жены.

Чувствуя, что не в силах приблизиться к столу, она оставила листок бумаги с написанными на нем словами в щели между створками двери.

И пустилась бежать со всех ног туда, где ждал ее Эйб, подгоняемая страхом, что ее остановят, схватят, задержат…

Грэйния ехала молча; Эйб шел следом за ней, ведя в поводу лошадь с двумя чемоданами, притороченными по обеим сторонам седла; еще одна лошадь везла третий чемодан и плетеную корзину.

Эйб, очевидно, не хотел двигаться по дороге — он обошел тропу, проложенную к северу от дома Мэйгрина и представлявшую собой наикратчайший путь не только к «Тайной гавани», но и к Сент-Джорджесу и вообще ко всем западным районам острова.

Почему Эйб старается передвигаться так скрытно? Грэйния решила, что он опасается встречи со взбунтовавшимися рабами либо с теми из них, кто еще только собирается присоединиться к восставшим в Гренвилле.

Эйб сказал: «Убили много англичан», а Грэйния знала, что, если уж рабы принялись грабить, убивать и мародерствовать, остановить их очень трудно.

Она их боялась, но не до такой степени, как боялась Родерика Мэйгрина и того будущего, которое уготовил ей отец.

Она пробиралась сквозь кусты с таким чувством, что ускользнула от Мэйгрина, что ему уже не удастся завладеть ею. Понимала, что оснований думать так всерьез у нее нет, но, тем не менее, она удалялась от ненавистного жениха, и это само по себе служило некоторым утешением.