Нэн Райан - Солнце любви

Ей хотелось запомнить этот день целиком, до мельчайших подробностей: ощущение палящих лучей солнца на лице, громаду асиенды на фоне безоблачного синего неба. Выражение сверкающих черных глаз Тонатиу в ту минуту, когда она вышла из поезда. Силу его рук на талии.

Какое сегодня число? Пятое… нет, нет. Шестое… шестой день июня 1856 года.

Пятилетний Мануэль Ортега, поставленный дозорным на крыльце главного фасада, заметил приближающееся по аллее ландо. Возбужденный малыш — сын главной кухарки в Орилье — кинулся в дом с криком:

— Мама, мама! Сеньорита уже здесь! Она здесь!

Все побросали свои дела и ринулись к дверям. Бэрон и Лукас Салливен, праздно развалившиеся в креслах гостиной нижнего этажа, обменялись взглядами, поднялись и неторопливо двинулись к крыльцу. Колеса ландо проскрипели на повороте усыпанной гравием дороги, и карета остановилась. Быстро спрыгнув на землю, Луис бросил поводья стоявшему наготове мальчику-конюху и в мгновение ока обогнул ландо, чтобы помочь Эми выйти.

Оказавшись на ногах, девушка одарила Луиса ослепительной улыбкой и, схватив за руку, потащила его за собой по дорожке к главному входу.

Когда пара вступила в тень, под крышу крыльца, Эми выпустила руку Луиса. Тот остановился, с улыбкой наблюдая, как она бежит навстречу братьям. Сияющие слуги, тараторя по-испански, ожидали в почтительном отдалении, пока братья Салливен приветствовали сестру.

— До чего же чудесно оказаться дома! — воскликнула Эми, клюнув Бэрона в щеку и оборачиваясь к Лукасу. — Вы оба скучали по мне?

— Это и есть малышка Эми? — Лукас был ошеломлен. — Неужели это и в самом деле ты?

Едва веря собственным глазам, Бэрон тем не менее постарался скрыть изумление.

— Конечно, это наша маленькая Эми, — сказал он с легкой улыбкой. — Она не так уж изменилась. — Взглянув поверх головы сестры на безмолвного юношу-индейца, он махнул рукой, как бы отсылая носильщика. — Больше ничего не нужно, Луис. О багаже могут позаботиться Педрико и Армонд. У тебя наверняка есть чем заняться.

Луис кивнул, раздосадованный тем, что от него так грубо отделались. Впрочем, удивляться не приходилось. Он никогда не состоял в друзьях у братьев Салливенов; они отказывались признавать в Луисе ровню, находя удовольствие в том, чтобы обращаться с ним как со слугой, однако осмеливались на это, лишь когда поблизости не было ни Патрона, ни Дона.

Когда Луис двинулся к выходу, Эми резко повернулась, подбежала к нему и, коснувшись руки, тихонько спросила:

— До вечера?

— Да, до вечера.

Луис Кинтано не сводил глаз с Эми и поэтому не мог заметить, какой ненавистью блеснули холодные голубые глаза Бэрона Салливена.

Эми чувствовала себя на седьмом небе. Бело-голубое платье с широкой гофрированной оборкой вокруг низкого выреза позволяло явить миру и точеные алебастровые плечи, и горделиво-изящную шею, и округлость высокой груди. Бледно-розовый пояс из поблескивающей тафты со спадающими до земли концами подчеркивал тонкую талию. Пышная юбка состояла из целого каскада широких кружевных воланов, покоящихся на жестком каркасе из конского волоса. А прозрачные белые шелковые чулки на ногах, а мягчайшие белые лайковые бальные башмачки! Золотые кудри, спереди разделенные на пробор, подхвачены с одной стороны нарядной заколкой из жемчуга. А над левым ушком воткнут яркий розовый цветок.

Эми была в спальне одна.

Магделена и Роза помогли ей одеться и с поклонами удалились, не переставая твердить, что она «muy bonita» — «очень красивая». Эми от души надеялась, что они правы. В этот особенный вечер ей хотелось быть очень красивой, чтобы Тонатиу уяснил себе: Эми уже не ребенок. Она взрослая женщина.

Стук в дверь спальни заставил Эми позабыть, какая она взрослая.

— Папа! — вскрикнула она и бросилась открывать дверь.

Уолтер Салливен, одетый в лучший из своих костюмов, стоял в коридоре, с изумлением взирая на дочь, которую не видел пять лет. Казалось, этот большой сильный мужчина потрясен до глубины души. Он смотрел на Эми как на незнакомку.

— Папа! Дорогой мой папа! — восторженно повторяла Эми, обвивая руками шею отца.

Большие, загрубелые от работы руки медленно поднялись и обняли талию девушки так осторожно, словно она была фарфоровой куклой и могла легко сломаться. Но он даже зажмурился от удовольствия, когда она осыпала нежными поцелуями его загорелые щеки.

— Родная моя, — выговорил наконец он. — Я и вообразить не мог… ты такая… Боже мой, Эми, ты ведь совсем взрослая.

— Ну, конечно, папа! И по-моему, это замечательно! А ты как считаешь? — Она обеими руками ухватилась за отцовскую руку и втащила его в комнату. — Знаешь что, побудь со мной несколько минут, прежде чем спустишься к гостям, хорошо? — Лучистые синие глаза почти умоляли.

— С удовольствием, радость моя. Обязательно, — ответил Салливен, все еще озадаченно покачивая седеющей головой.

Эми подвела его к креслу, обитому бархатом персикового цвета, усадила, а сама быстро примостилась перед ним на низкой скамеечке для ног. Комнаты внизу заполнялись гостями, играл мексиканский народный оркестр мариачи[3], отзвуки музыки доносились в спальню, но следующие десять минут отец и дочь провели наедине, словно заново знакомились друг с другом.

Уолтер Салливен извинился, что не смог сам встретить ее на станции: долг хозяина перед гостями не позволил ему отлучиться. Она все понимает, успокоила Эми отца. Салливен спросил о здоровье своей сестры Мэг, тетушки Эми. Тетя Мэг чувствует себя прекрасно, отвечала Эми, вот только очень уж горько она плакала, когда они прощались.

Эми рассказывала отцу о школьных подругах, о тех премудростях, которые она изучала, о разных достопримечательностях Нового Орлеана. Этот поток откровений затянулся бы надолго, если бы, в конце концов, улыбающийся отец, решительно подняв руку, не напомнил юной виновнице торжества, что бал дается в ее честь и внизу их ждут гости.

Эми вскочила со скамеечки:

— Ой! Как я выгляжу? У меня все в порядке?

Почтенный глава семьи, встав с кресла, взял дочь за руку:

— Ты такая красивая, что даже у твоего старика родителя язык отнялся. — Он поцеловал Эми в лоб и подтолкнул к выходу.

В начале десятого Эми под руку с отцом чинно вошла в заполненный гостями бальный зал, ощущая одновременно уверенность в себе и душевный подъем.

При их появлении все головы повернулись к ним и по залу пробежал шепот. Однако Эми почти не замечала производимого ею впечатления. Приветливо улыбаясь, раскланиваясь, принимая поздравления и комплименты, она нетерпеливым взглядом окидывала толпу.

Только когда она в паре с отцом закружилась в танце на лоснящемся паркете бального зала, Эми увидела того, кого все время высматривала.