Элизабет Роллз - Служанка в высшем свете

Миссис Хенти нахмурилась:

— Что ж, я не говорю, что это плохая идея. Но не сегодня. Завтра, когда вы отдохнете. Я пошлю весточку Марте.

— Но…

Миссис Хенти уставилась на нее строгим взглядом.

— Никаких но, миледи. Делайте, что я говорю, и все тут.

Макс вернулся со встречи, когда уже минуло пять часов пополудни. Фарингдоны подписали бумаги без единого слова, драгоценности были вручены Максу, и он составил доверенность на деньги на имя Верити. Они принадлежали ей. Только ей. Мистер Уимборн послал за коньяком, и приличия вынудили Макса задержаться.

Было пять тридцать, когда он наконец вышел на крыльцо, готовый ехать в Блэкени. Как раз когда он собирался подняться в экипаж вслед за собаками, послышался стук копыт, и из-за угла крупной рысью вылетели лошади, запряженные в экипаж Ричарда.

Верити. Что-то случилось.

— Что…

— Проклятый идиот!

От яростного рева серые кони Макса зафыркали и вскинули голову.

Макс уставился на Ричарда, который выбрался из экипажа и теперь, хромая, направлялся к нему. Он нахмурился.

— Что с твоей ногой?

— С моей ногой то, — добавил он, — что я гнал без остановки от самого Блэкени, чтобы уж точно застать тебя дома! Ты хоть понимаешь, что натворил?

Макс напрягся.

— Да, — сказал он. — В общем и целом понимаю. Я все запутал и сейчас собираюсь распутать. Я задержался только для того, чтобы встретиться с адвокатами по поводу наследства Верити.

— Я хочу знать только одно: какой черт случился между вами прошлой ночью? Я уехал в Блэкени для того, чтобы оставить вас наедине, устроить вам медовый месяц! А не для того, чтобы ты ее прогнал!

Макс побагровел и вспыхнул:

— Дьявол, Рикки! Верити моя жена! Что между нами произошло ночью — это не твое дело!

Ричард заставил его заткнуться короткой и емкой фразой.

— Мне плевать на мое право наследования! — продолжал он. — Я тебе сказал об этом! А вот на что мне не плевать, так это на то, что твоя жена — слава богу, ты наконец это понял! — сидит там в Кенте и обливается слезами, потому что она ждет ребенка…

— Что?! — Сердце Макса подпрыгнуло, как сумасшедшее, и остановилось. Беременна. Верити беременна и не призналась ему в этом.

— …а ты сказал ей, что графство должен унаследовать я!

Ричард наконец замолчал.

— Я ей этого не говорил! Это Альмерия!

— Какая разница? — прорычал Ричард. — Ты все сделал для того, чтобы она поверила Альмерии. Ради бога, езжай туда и скажи ей, что ты ее любишь.

Макс приехал в Блэкени и, не заходя в темный дом, сразу направился к конюшне. Перепуганный и сонный конюх побрел распрягать лошадей, безуспешно пытаясь сдержать отчаянную зевоту.

К своему удивлению, у боковой двери он увидел свет.

— Хенни! — воскликнул он, подойдя поближе и увидев, кто держит лампу. — Что ты тут делаешь?

Презрительное фырканье было ему ответом.

— А что я делаю, по-вашему? Впускаю вас, разумеется. Ваши псы переполошили всю округу. Как бы не разбудили ее светлость — хотя она вряд ли спит. Хорошо, что вы приехали, милорд, а то с ней точно что-то не так, не будь я Мария Хенти!

— Она у себя в покоях?

— Ну да. Сидела, уставившись в огонь, когда я последний раз заглянула. И ни словечка не говорит, почему приехала.

Он посмотрел на дверь, ведущую из его покоев в спальню Верити. Потом открыл ее тихонько, без стука. Если она спит, ни к чему ее будить. В сумрачной комнате мерцал тусклый огонь. Лампа слабо освещала маленькую беззащитную фигурку, скорчившуюся в кресле у камина. Верити. Его жена. Мать его ребенка. Нет, она не спала. Ее тело было напряжено, и это напряжение отозвалось в нем болью. Часы на каминной полке тихо прозвонили, и он увидел, что по ее телу прошла дрожь. Она была очень далеко отсюда.

На мгновение он заколебался. Может, лучше уйти? Встретиться с ней утром? Маленькая фигурка зашевелилась в кресле.

Приглушенный всхлип заставил его решиться. Если Верити нужно поплакать, нельзя оставлять ее одну, без утешения и поддержки. Он легонько постучал в дверь.

— Со мной все в порядке, Хенни. И я поужинала, спасибо. Иди спать. — Она говорила ровно, ничем не выдавая себя. Слишком ровно.

Сердце его разрывалось, но он овладел собой.

— Я уверен, что Хенни была бы рада слышать это. Можно мне войти?

Он увидел, что Верити застыла. Потом очень медленно она повернулась к нему:

— Почему вы здесь?

— Из-за тебя.

— Из-за меня? Почему?

— Потому что… прошлой ночью я был идиотом. Когда я осознал, что натворил… зачем ты пришла ко мне… и когда Ричард сказал мне… — Он подошел и опустился перед ней на колени, ловя ее руки. — Среди всего прочего он сказал мне, что я буду отцом. Радость моя, выслушай…

— Нет! Макс, пожалуйста… Не делай этого с собой. Я… я не понимала папу. Я думала, что, если просто буду ухаживать за ним, помогать ему, говорить ему, что я его люблю, все будет хорошо. Он вылечится, перестанет принимать опиум. Я не понимала, что просто смотреть на меня — для него мучение. Что он буквально не может выносить моего вида… что дело во мне… А потом стало слишком поздно.

Макс схватил ее руки, преодолевая слабое сопротивление, и крепко сжал.

— О чем ты говоришь?

— Той ночью… Я хотела тебе сказать…

Он прервал ее:

— Я знаю, почему ты пришла. В тот день он умер, потом его похоронили. Если бы я сообразил…

Теперь она прервала его:

— Дело не в том. Я шла рассказать тебе о ребенке. Я… Я знаю, что ты этого не хотел. Альмерия все объяснила. Что ты хотел, чтобы наследником стал Ричард, но… — Ее голос задрожал, но она справилась с собой. — Все еще может быть не так плохо, ребенок может быть девочкой. Только скажи, где мне жить…

Он сдавил ей руки до боли.

— Здесь. Со мной. С нашим ребенком.

Она затрясла головой, борясь с его хваткой:

— Нет. Я не смогу. Если ты будешь сидеть там каждую ночь, пытаясь забыть меня за бутылкой виски.

То, что она сказала дальше, объяснило ему все:

— Я не хочу, чтобы ты убил себя из-за меня. Как… как сделал папа.

Он понял все. Она обвиняла себя в смерти отца. Верила, что это она убила его. И что, если она останется с ним, он сопьется и умрет, потому что дал обет. Он смотрел на тонкие руки Верити, утонувшие в его ладонях. Все эти годы она обвиняла себя за каждый прожитый день.

— Верити… это была не твоя вина. Он был болен. Он не понимал, что говорит.

Она прошептала, глядя ему в глаза:

— Я знаю. Теперь я это поняла. Вот почему… понимаешь, это еще хуже. В тот вечер, когда он умер… это был день моего рождения. Пятнадцать лет. Он не разговаривал со мной весь день. Я так старалась, а он даже не взглянул на меня. Я… я…