Ги Бретон - Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля

В дальнейшем аббат стал предпочитать собственное жилище. Каждый вечер он приводил сюда стайку молоденьких белошвеек: он говорил, что ему нравится их «шаловливость»…

Между тем сам регент также установил для себя приятный жизненный распорядок.

В девять утра он садился работать, читал донесения, отвечал на депеши или принимал послов – все это длилось до обеда. После десерта он возвращался в свой кабинет и вел заседания совета; но когда часы били пять, он кланялся своим министрам и, оставив на завтра все дела, уходил, дабы целиком отдаться удовольствиям.

Каждую неделю он менял любовницу, однако все они его обожали. Подобный успех у женщин изумлял принцессу Пфальцскую:

«Мой сын, – писала она, – не красавец и не урод, при этом у него совершенно отсутствуют качества, за которые его можно было бы полюбить; он не способен испытывать страсть, и все его привязанности недолговечны. Да и манеры его не настолько любезны или обольстительны, чтобы он мог заставить полюбить себя. Он крайне нескромен и рассказывает обо всех своих приключениях; я сотни раз говорила ему, что не понимаю, отчего женщины бросаются за ним толпами, тогда как им следовало бы бежать от него без оглядки. Однако он отвечал мне со смехом: «Вы не знаете нынешних распущенных женщин. Им доставляет удовольствие, когда мужчины рассказывают, как спали с ними!»

Расслабившись с одной из своих любовниц, регент порой совершал небольшую прогулку до Люксембургского дворца, где жила его дочь, герцогиня Беррийская, а в девять часов вечера собирал в Пале Рояле друзей на один из тех знаменитых ужинов, о которых все историки повествуют с воодушевлением и восторгом.

На подобных ужинах присутствовали друзья и любовницы регента, любовницы друзей и друзья любовниц. Этот кружок состоял из дюжины дворян, которых принц отличил и приблизил к себе: большей частью это были законченные негодяи, достойные виселицы, и по этой причине регент называл их не иначе, как своими «висельниками».

Каждый вечер к столу приглашали новых гостей: поэтов, остроумцев, оперных певичек и тому подобное. Сюда являлись куртизаны, погубившие душу, и развратники всякого рода, у которых не осталось ничего святого ни в речах, ни в поведении: здесь обо всем говорили с шутливой вольностью и постигали самые утонченные формы порока…

Для этих веселых вечеринок нужно было найти королеву. И она появилась в сентябре 1715 года. Ей было двадцать два года, в число ее прелестей входили чувственный рот, бархатные глаза, великолепные ноги и округлые бедра. Остроумная и сообразительная, обладающая темпераментом, пылкость которого была равна «селитре и лаве», она оказалась именно той женщиной, что могла бы взять бразды правления на этих скандально известных оргиях.

Принцесса Пфальцская именовала ее «восхитительным куском свежего мяса». На самом же деле она носила имя Мари Мадлен де Ла Вьевиль, графиня де Парабер.

Регент как-то раз увидел ее у герцогини Беррийской, чьей фрейлиной она была, и немедленно влюбился.

– Кто эта молодая женщина? – спросил он у одного из своих друзей.

– Ее называют «святой недотрогой» за невинный вид, – ответил тот, – но она еще никого не разочаровала. Вам понравится.

Регент был очарован и, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил мадам де Парабер в уединенный дом, который по его указанию был отделан надлежащим образом. В каждой комнате стояла элегантная мебель, все стены были украшены картинами, возбуждающими чувственность, всюду стояли вазы со свежими цветами, наполняющими воздух своим пьянящим ароматом. Мадам де Парабер, быстро справившись со смущением, признала, что этот очаровательный и таинственный уголок более всего подходит для любви принца. Он был любезен, был настойчив, и он обрел счастье…

Мари-Мадлен де Парабер

Когда дело завершилось к обоюдному удовольствию, произошла забавная сцена: пока Мари Мадлен лежала обнаженной на кровати, приходя в себя после бурных объятий, Филипп хлопнул в ладоши: двери с шумом распахнулись, и вошло около десятка человек, поджидавших сигнала в прихожей, – они принялись шумно и весело аплодировать.

Тогда регент, в том же костюме, что и мадам де Парабер, поднялся и торжественно провозгласил новую любовницу королевой всех празднеств. Во время этой речи мадам де Парабер пыталась скрыть хоть часть своих прелестей, загородившись шляпой Филиппа, но это ей не вполне удалось…

Эта первая встреча оказалась решающей. Регент, вдохновившись пылкостью и живым воображением молодой женщины, решил сделать ее своей официальной фавориткой. Дабы окончательно завоевать расположение избранницы, он уже на следующее утро преподнес ей богатый подарок.

Он подарил ей кольцо с алмазом ценой в две тысячи луидоров и коробочку в двести. У дамы был ревнивый муж; но она отличалась таким бесстыдством, что пошла прямо к нему и сказала, что люди, которым срочно нужны деньги, предлагают ей эти вещи за бесценок. Муж поверил и дал жене денег. Сердечно его поблагодарив, она положила деньги в кошелек, коробочку в сумочку, а кольцо с алмазом надела па палец. Вечером она оказалась в изысканном обществе, и ее спросили, откуда появились кольцо с коробочкой. Она ответила:

– Мне преподнес их господин де Парабер. Муж был рядом и подтвердил:

– Да, это мой подарок. Разве можно скупиться, имея благородную жену, которая любит только своего мужа и безупречно ему верна?

Над этими словами посмеялись, ибо не все были так простодушны, как муж, а некоторые знали, откуда взялись дорогие подарки у этой дамы…

Став «султаншей королевой», мадам де Парабер стала руководить всеми развлечениями на ужинах в Пале Рояле. Она была не только хозяйкой дома, но и любовницей всех гостей, что придавало этим встречам неповторимый шарм. Рвение ее было настолько велико, что она совершала подлинно героические деяния на ниве любви, каждого из которых хватило бы честной женщине для сладостных воспоминаний до конца дней своих.

Под влиянием этой неутомимой женщины оргии приняли такой размах, что историки, посмевшие прикоснуться к сей опасной теме, прибегают обычно к эвфемизмам и не отваживаются описывать детали…

В сравнении с подобными, почти невероятными увеселениями, столетней давности шалости королевы Марго – для своего времени весьма дерзкие – могли бы показаться невинными шутками престарелых дам, вспоминающих молодость.

Франция была в руках распутного пьяницы и обворожительной истерички…