Александра Турлякова - Берг

— Понятно! По-хорошему ты не хочешь… Хорошо…

Алдор сорвал с неё плащ, отбросил его назад, поймал ночную рубашку за ворот обеими руками и со всей силы рванул вниз. Одежда затрещала по швам, и девчонка, глядя огромными удивлёнными глазами, закрылась руками, пытаясь скрыть обнажившуюся грудь, попыталась вывернуться из пугающих её объятий.

— Не надо… пожалуйста… Я сделаю, сделаю всё, что вы хотите… я переоденусь… я надену это… Обещаю… Пожалуйста, не трогайте меня… Прошу вас… Я всё сделаю…

Алдор заметил что-то в её кулаке и, поймав за запястье, с силой разжал пальцы, сдавив их поперёк, через костяшки. В кулаке оказался кусок чёрствого сухаря, что он ей сам дал недавно. И на губах были крошки. Всё это время, пока он ждал, она преспокойно сидела себе и грызла хлеб.

Это почему-то удивило Алдора, и он отпустил её, хотя и хотелось ударить за ослушание. Девчонка отвернулась, закрываясь руками, встала боком. При свете дня под ночной рубашкой угадывалось её тело, женское тело… Алдор отвернулся, приказывая:

— Поторопись…

Он слышал, как она, давясь слезами, переодевалась. Когда обернулся, она успела надеть лишь брюки и рубашку, прятала лицо от взгляда Алдора, закрывалась локтями. Рукава рубашки были длинными ей и сильно. Алдор подошёл и стал сам подворачивать их вверх, чтоб не висели. Девчонка не сопротивлялась, глядя исподлобья, только вздрагивала от рыданий. Алдор говорил ей негромко:

— Так будет теплее, сама увидишь, насколько будет теплее…

Перевёл взгляд и только сейчас заметил, что сквозь ткань рубашки просвечивается её тело, девичья грудь. Боже! Что за испытания на его голову! Точно, девчонки им ещё не хватало.

Подобрал с пола котарди — камзол и, стряхнув с него пыль, распахнул, подставляя ей. Приказал:

— Быстрее!

Она втолкнула руки и молча стояла, пока Алдор застёгивал расшитые пуговицы. Камзол заметно висел на плечах, рукава доставали до пальцев, а полы — до середины бедра. Да. Но это всё же было лучше, чем то, что было до этого, да и под свободным камзолом не так видно женское тело. Меньше будет любопытных вопросов. Если волосы из-под одежды не доставать, она вполне сойдёт за молодого парня.

— Ну вот, разве плохо? — Алдор оглядел её с ног до головы. — Зато теплее…

Девчонка сомкнула босые ноги, чулки она не сняла. Брюки тоже висели на ней. Алдор предложил:

— Пойдём, поищем что-нибудь на ноги… Возьми… — Протянул ей её недоеденный хлеб. Она взяла и левой рукой стёрла со скул выступившие слёзы.

Алдор обшарил несколько комнат, девчонка всё это время была рядом, стояла незаметной тенью, еле слышно хрустела сухарём. Проголодалась. Алдор всё больше и больше ловил себя на мысли, что у него к ней нет особой ненависти, как должно было бы быть к ЕГО дочери. Он столько лет жил мечтой о мести, столько лет желал этого — сделать больно этому человеку, сделать больно его семье, тем, кого он любит. А теперь… Как она сказала: "Я никого в своей жизни не обидела…" Должна ли она теперь платить за грехи своего отца?.. А разве его близкие, — мать, сестра, брат, — они в чём-то были виноваты перед её отцом? Перед графом Вольдейном? За что их убили? Он воевал с отцом, а убил почти всю семью, остался только Алдор…

— Надо посмотреть в кладовке… — предложила вдруг молчавшая до этого Вэллия.

— Где она?

— Возле кухни, под лестницей… — Алдор удивлённо вскинул тёмные брови: "Откуда знаешь?", и девушка пояснила:- Я уже была здесь, это охотничий домик отца… Правда, уже пару лет здесь никто не охотится…

— Что так? — поинтересовался Алдор, скидывая не пригодившиеся вещи в сундук.

— Здесь стало мало дичи, сейчас отец охотится в другом лесу…

— А-а-а… — Алдор поднялся. — Пойдём, найдём твою кладовку… Это хорошо то, что ты говоришь, значит, сюда вряд ли нагрянут…

Девчонка опустила голову, для неё это было совсем нехорошо, она хотела бы другого. Что поделаешь, в жизни бывают неудачи.

Она оказалась права. В кладовке Алдор нашёл пару потёртых кожаных сапог, у одного начал распускаться шов наверху, поэтому, наверное, их и бросили здесь.

— Примеряй… — Алдор выбросил их в коридор. Выглядели они жалко. Пыльные, засохшие, и, наверное, будут легко пропускать воду. — По снегу пройдёшь — помоются, походишь немного, разносишь под себя, это кожа, она мягкая…

Вэллия не без труда натянула сапоги, заправила в них брюки, потопталась на месте, шепнула:

— Большие…

— Это лучше, чем когда маленькие… — заверил её Алдор со знанием дела. — Пойдём проверим лошадей…

Она шла следом даже на улице, а Алдор следил за звуком её шагов, чтоб не отстала и не бросилась бежать. Корвин приготовил немного более-менее зелёного сена, и Алдор раздал его лошадям. Обернулся. Девчонка стояла перед входом в конюшню и пригоршней снега протирала свои сапоги. Главное, не терять её из виду, не дать ей пропасть. Она шустрая, глазом не успеешь моргнуть, и пропадёт. А она ещё должна пригодиться.

Алдор вышел к ней, и она вскинулась к нему навстречу, глянула снизу, стряхивая грязный снег с пальцев и ладони. Спросила вдруг:

— Вы не убьёте меня?

— Если ты будешь послушной… Не будешь выкидывать чего-нибудь… ты просто ещё один шанс в наших руках… На всякий случай, чтоб твой отец не придумал чего-нибудь… опасного…

— Когда вы покинете наши земли, вы отпустите меня?

Она уже верила ему, её глаза озарились надеждой. Она верила, что именно так и будет.

— Конечно… — Алдор пообещал ей, хотя не был уверен даже в завтрашнем дне. Но пусть верит, если это так важно для неё, если это надо, чтобы она оставалась послушной. Что лучше, ложь или страх, посеянный Корвином его пощёчиной? Во лжи, конечно, разочарование тоже тяжёлое. Со страхом живёшь сейчас, а во лжи разочаровываешься потом…

Они вернулись в дом. Вэллия закуталась в плащ, отогреваясь после улицы, сидела на стуле, наблюдая в окно за заснеженным лесом. Алдор, раскопав свои сумки, нашёл иглу с ниткой и зашивал разорвавшийся кожаный пояс одной из седельных сумок.

Вэллия думала над словами, сказанными про её отца этим человеком. Алдор… Его звали Алдор… Так назвал его один раз второй, тот, с чёрными опасными глазами. За что они хотели убить его? Что за нелепая месть? Разве что-то отец не рассказывал ей? Из двух дочерей он всегда любил больше старшую и времени проводил больше с Келлой, когда она ещё была жива, чем с Вэллией… Вэллия больше была с няньками и дядей. А сейчас — тем более, отцу некогда. Келлы уже нет, вот как три года она выбросилась из окна башни буквально перед самой своей свадьбой. Она не одобряла выбор отца, хотела другого жениха, вот и свела счёты с жизнью. Всю возможную заботу отец после этого стал отдавал ей, Вэллии. Да, он сильно занят, у него мало времени на семью. Разве мог он совершить что-то, за что заслуживает смерти от этих людей? Они что-то путают, какая месть может быть отцу? За что? Да, он строг, серьёзен, но за это не убивают!