Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества

Марсель сопротивлялся. Марсель был надменным городом и имел сотню причин быть таковым.

Еще в шестом веке до Рождества Христова его основали греки — прославленные воины, купцы и философы, — выбрав для своего поселения на берегу Средиземного моря край будущего Прованса.

Вот уже два года в Марселе не стихало восстание против новых консулов, назначенных королем.

23 января 1660 года герцог де Меркёр[31] из династии Бурбонов снова захватил город. Консулов заменили тремя эшевенами, подчинявшимися лично королевскому представителю, а в марте Людовик XIV въехал в город через брешь в стене со своей орифламмой.

Марсельцы склонили головы, разглядев, благодаря свойственной им особой чуткости, скрытую за спокойным выражением лица государя ярость, и сочли за лучшее окружить его обожанием и почтением, чтобы потом, при случае, обмануть. Их укрепления уничтожили и прислали в город гарнизон из трех полков, приставленных к воздвигнутой в кратчайшие сроки крепости Св. Николая.

Тулон — в феврале, Марсель — в марте, Оранж — в апреле.

Все они подчинились монарху.

В то же время испанский король сообщил, что он намерен выехать в испанские провинции Страны Басков.

Все приглашенные французы могли также отправляться в путь к «границе», к Сен-Жан-де-Люзу, где короли собственноручно подпишут мирный договор и где состоится свадьба Людовика с инфантой.

Среди гостей, направлявшихся на свадьбу короля в Сен-Жан-де-Люз, значились граф и графиня де Пейрак. Они считались одной из самых знатных и влиятельных семей Лангедока и жили в тулузском дворце Веселой Науки. Для Анжелики все, что было связано с отелем Веселой Науки, несло счастье. Случалось, она брала на руки сына Флоримона и, танцуя с ним под деревьями в саду или в свете солнечных лучей на террасе, вспоминала, как рождалась и расцветала их с мужем любовь — любовь двух таких непохожих людей друг к другу. Анжелике нравилось считать себя пленницей хозяина замка.

Рядом с Жоффреем в их дворце из розового кирпича и светлого мрамора она чувствовала себя под небом Тулузы словно на прекрасном, полном гармонии острове, а не в городе, не в океане неспокойной мирской жизни, то и дело накрывающем ее волнами новостей.

Постепенно слухи о переговорах по поводу подписания мирного соглашения достигли отеля Веселой Науки, и некоторые из них слегка нарушили очарование и умиротворенность жизни Анжелики. Когда речь зашла о том, что не только Мазарини, но и королева-регентша, и король отказываются уступить требованиям Филиппа IV и простить принца Конде, Анжелика вновь почувствовала беспокойство, которое каждый раз вызывало у нее одно лишь упоминание этого имени[32].

Муж сумел унять ее страхи, когда проснувшаяся память подсказала молодой графине, что принц Конде или его сообщник, с которым они вместе плели заговор, подослал к ней шпиона. Жоффрею хотелось видеть в этом простое совпадение — ведь чаще всего именно так и бывает, хотя мы и склонны это отрицать.

Неужели заговорщики воспримут всерьез слова тринадцатилетней девочки, еще не утратившей детской наивности?.. Но даже если и так — то происшедшее потом уменьшило опасность заговора. Мазарини победил. Ему уже больше не нужна та старая история с ядом, чтобы защититься от вчерашних врагов.

Однако спустя некоторое время, когда Анжелика только отлучила Флоримона от груди, муж как-то утром небрежно произнес:

— Мне не хотелось бы вас принуждать, но я буду рад, если каждое утро вы станете принимать это во время еды.

Он разжал кулак, и Анжелика увидела на его ладони маленькую белую пастилку.

— Что это такое?

— Яд… Ничтожно малая доза.

Анжелика посмотрела на мужа.

— Чего вы боитесь, Жоффрей?

— Ничего. Но я сам использую этот метод и нахожу его превосходным. Человек постепенно привыкает к яду.

— Вы думаете, что меня собираются отравить?

— Я так не думаю, моя дорогая… Просто я не верю в целебную силу рога единорога.

Затем пришло приглашение на королевскую свадьбу.

Оно вызвало бурю самых противоречивых эмоций, но Анжелику переполняли лишь радость и воодушевление при мысли о том, сколько приятных открытий и увеселений подарит им путешествие. Однако были и те, кто смотрел на событие иначе.

Но постепенно все вокруг осознали, насколько важно подписать договор и заключить мир, истинной гарантией которого станет династический брак между королем Франции и испанской инфантой.

Вельможи из числа французской знати, которых пригласили на церемонию бракосочетания на манер старого призыва ost du prince[33], подтверждали таким образом свою верность и преданность монарху. Жоффрей решил, что сам он обязан этой честью вмешательству своего давнего противника — архиепископа Тулузского, который сопровождал кардинала Мазарини к границе.

Готовясь к знаменательному событию, мессир и мадам де Пейрак переехали в Бокер, город на берегу Роны. Жоффрей привез из Лиона известного торговца, за которым тянулся целый караван. Лучшие шелка города пошли на туалеты для молодой графини. Новые наряды были необходимы не только для того, чтобы блистать на многочисленных церемониях, сопровождающих свадьбу, но и для встречи августейших супругов, когда состоится их триумфальный въезд в столицу.

Анжелика с мужем собирались ехать в Париж вместе с королевским двором.

Молодой графине казалось, что двух карет, трех повозок и пары груженых мулов будет недостаточно для их многочисленного багажа.

Хотя и этот кортеж был довольно внушительным.

Итак, они покинули Тулузу ранним утром, до наступления жары.

Разумеется, Флоримон тоже отправился в путешествие вместе с кормилицей, няней и негритенком, который должен был веселить малыша, превратившегося в пышущего здоровьем пухленького ребенка с прелестным личиком маленького испанского Иисуса — черноглазого и кудрявого.

Незаменимая служанка Маргарита ехала в одной из повозок, присматривая за гардеробом госпожи. Куасси-Ба пошили три ливреи — одну великолепнее другой, — и тот, преисполнившись важности, словно визирь, восседал на коне, таком же черном, как его кожа.

Кроме того, с ними ехали верный слуга Альфонсо, четыре музыканта, включая любимца Анжелики скрипача Джованни, и некий Франсуа Бине[34], цирюльник, без которого Жоффрей де Пейрак никогда не пускался в путь. Слуги, служанки и лакеи дополняли кортеж, впереди которого двигались кареты Бернара д’Андижоса и де Сербало.