Маргарет Макфи - Сорвать маску

– Арабелла, – уже тише произнес он, но от его тона по-прежнему веяло опасностью.

– Нет! – крикнула она, но Доминик не собирался сменить гнев на милость. Он смотрел на нее с неумолимой суровостью.

– Какого черта ты делаешь здесь? – Темные глаза потемнели и мрачно мерцали, резко контрастируя с бледным как мел лицом. Он едва сдерживал гнев, так не свойственный человеку, которого Арабелла помнила.

Она пыталась сохранять спокойствие, но дышала так, словно только что бежала со всех ног. С каждым вздохом Арабелла чувствовала, как распухшие соски трутся о ткань его расстегнутой рубашки.

– По крайней мере, окажи мне честь, позволив одеться, прежде чем мы продолжим этот разговор, – произнесла она с видимым спокойствием.

Доминик лениво, медленно окинул взглядом ее обнаженное тело, и Арабелла подумала, что он откажется, однако в следующий миг его пальцы разжались.

Она поспешно подняла с пола черное платье и облачилась в него, повернувшись к Доминику спиной. Заведя руки за спину, кое-как, не до конца, стянула шнуровку. Выбора не было – пришлось оставить часть корсажа как есть. Платье почти не прикрывало ее пышной груди и было слабой заменой достойной одежде, но лучше уж так, чем и дальше стоять нагишом. Арабелла натянула корсаж как можно выше и прижала его к себе руками. Доминик закончил одеваться и теперь следил за ней потрясенным и гневным взглядом.

– Я повторю свой вопрос, Арабелла, – с холодным спокойствием, от которого веяло опасностью, произнес он. – Что ты здесь делаешь?

– То, что в подобных местах делает любая женщина, – ответила она, храбро повернувшись к мужчине лицом, твердо решив скрыть стыд и унижение за бравадой.

– Продаешься, – резко бросил он.

– Выживаю, – собрав остатки достоинства, поправила его Арабелла, не обращая внимания на презрительный тон.

– И где, будь он проклят, Генри Марлбрук, пока ты «выживаешь» в борделе? Какой муж позволит своей жене докатиться до этого? – Его голос изменился, стал жестче при одном лишь упоминании ненавистного имени и последовавшего за ним слова «муж».

– Не смей произносить его имени, – прошипела Арабелла, не в силах слышать это.

– Почему же нет? – бросил Доминик в ответ. – Боишься, что я найду его и вызову на дуэль?

– Будь ты проклят, Доминик! Он мертв!

– В таком случае он избавил меня от лишних забот, – холодно отозвался тот.

Арабелла удивленно разинула рот, изумленная жестокостью Доминика, и, не успев даже задуматься, размахнулась и ударила его по лицу. Пощечина вышла звучной, эхом раскатилась по комнате. Воцарилась зловещая тишина. Даже в неровном отблеске свечей был виден след у него на щеке.

Глаза Доминика опасно потемнели, став такими же беспросветными, как царившая вокруг ночь. Но Арабелла не собиралась отступать.

– Ты это заслужил. За все, что сделал. Генри был хорошим человеком, куда лучше тебя, Доминик Фернекс!

Генри был добр к ней. И Арабелла была благодарна ему за это. Она увидела, как что-то промелькнуло в его черных глазах.

– О да, как и шесть лет назад, – холодно бросил он. – Я не забыл об этом, Арабелла.

Как и она. Всего несколько слов, и прошлое вернулось мгновенно. Счастье, которое она испытывала, подарив свое сердце Доминику, радостные ожидания, обещание блаженства, ночи любви. Все это оказалось лишь ложью и иллюзиями. Она ничего не значила для него – так, всего лишь очередная грелка в кровати. В девятнадцать лет Арабелла еще не понимала, что движет мужчинами и их желаниями. В двадцать пять была уже далеко не так наивна.

– Ты не стала долго ждать, вышла за него замуж.

Я слышал, не прошло и четырех месяцев.

В его голосе отчетливо прозвучали обвиняющие нотки и ревность, подогревшие пламя ее гнева.

– А чего, во имя неба, ты ожидал? – крикнула она.

– Я ожидал, что ты подождешь, Арабелла!

– Подожду?! – Не веря своим ушам, она уставилась на Доминика. – Кем ты меня считал? – Неужели он искренне полагал, будто она примет его с распростертыми объятиями? Снова отдастся после того, как он небрежно вышвырнул ее из своей жизни, унизив и оскорбив? – Я не могла ждать, Доминик, – резко произнесла она. – Я была…

Его взгляд был полон ярости и надменности. Ее Доминик окончательно превратился в жестокого, безжалостного аристократа, которым, в сущности, всегда был.

– Ты была…

Арабелла замешкалась. На шее забилась жилка, напоминая об осторожности.

– Дурой, – наконец закончила она. Дурой, которая поверила в его ложь. Дурой, которая доверилась ему. – Ты получил то, зачем пришел сюда, Доминик. А теперь исчезни и оставь меня в покое.

– Чтобы ты могла спуститься вниз, в гостиную миссис Сильвер, и предложить бокал шампанского следующему клиенту, который, без сомнения, уже ждет? – В каждом слове сквозило презрение. – Я так не думаю.

«Да как он только смеет? – пронеслось у нее в голове. – Кто, черт возьми, дал ему право осуждать меня после того, что сделал сам?» В это мгновение Арабелла возненавидела Доминика с силой, которая угрожала окончательно лишить ее выдержки. Ей хотелось кричать, осыпая его ударами, выплеснуть весь свой гнев, отомстить за все, что он сделал тогда и сейчас. Но вместо этого она продолжала упрямо цепляться за тонкую нить самообладания.

Еще несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, казалось, даже воздух начал сгущаться и шипеть от напряжения. Затем Доминик отошел и встал за спинкой одного из обитых черным кресел у камина.

– Присядь, Арабелла. Нам нужно поговорить.

Та упрямо покачала головой.

– Я так не думаю, ваша светлость, – произнесла она, испытывая гордость от того, как холодно и безразлично звучит ее голос, хотя в душе она дрожала как лист на ветру.

– Если тебя волнуют деньги, можешь успокоиться – я заплатил за всю ночь. – Доминик снова взглянул на нее, и в темных глазах замерцали искры.

Горло мучительно сдавило, словно в нем встал ком. Арабелла сглотнула несколько раз, но это не помогло. Она равнодушно смотрела в глаза Доминику, притворяясь, что не испытывает мучительного стыда и ее ничуть не затрагивает яростная буря эмоций, бушующая между ними.

Притворяясь, что ей нечего скрывать.

Он указал на кресло, за спинкой которого стоял.

– Присядь, Арабелла. После того, что только что произошло между нами, нет необходимости изображать оскорбленную невинность. – Его голос звучал сурово и жестко, лицо словно было вырезано из камня – более красивое и решительное, чем когда-либо. Арабелла знала, что Доминик не изменит своего решения.

– Будь ты проклят, – прошептала она. Шрамы от душевных ран вновь заныли, словно не зажили до конца. Появление Доминика через столько лет, когда Арабелла поверила, что никогда больше его не увидит, разожгло в ее душе страхи, суть которых она только начинала постигать.