Луиза Аллен - Возлюбленная виконта

Он наклонился и коснулся ее губ. Закружилась голова. «Она любит меня? Арабелла любит меня».

— Я только что узнала об этом. Я могла потерять вас, так ничего не узнав. Я не разобрался в своих чувствах. Арабелла, как я мог быть таким слепым?

— Знаете, я тоже оказалась слепой, — тихо ответила она и коснулась его лица. — Оказавшись в семейной часовне, я поняла, что испытываю к вам совсем иные чувства, нежели к Рейфу. Эти чувства оказались такими сильными. Должно быть, это любовь. — Белла покраснела. — А в постели?

— Мне не приходило в голову, что такая женщина, как вы, каждую ночь может отдаваться столь страстно, только если влюблена в мужчину. — Эллиотт чувствовал себя так, будто захмелел, но в то же время полностью сохранил трезвую голову. Удивительное и пугающее чувство. — Я просто думал, что мне повезло, поскольку я смог сделать вас счастливой хотя бы в постели.

— Ах. Эллиотт. — Белла тихо рассмеялась. — Вы догадались, что мы предавались усладам, не ведая, что любим друг друга?

Эллиотт задумчиво смотрел на нее, его глаза говорили о страстном невысказанном желании. Внутри Белла почувствовала жар и томление.

— Какая возбуждающая мысль, любовь моя. Нам придется основательно обсудить ее и, вероятно, уделить ей серьезное внимание, убедиться, дали ли мы должный выход своим чувствам.

— Эллиотт, прямо сейчас. Прошу вас.

— Вам следует отдохнуть. — Однако его жгучий взгляд сверлил ее.

— Помогите мне выйти из ванны. Я схожу взглянуть на Маргариту, а затем, если с ней все в порядке, мы отдохнем вместе.

Эллиотт позволил Гвен войти и вытереть Беллу, надеть на нее ночную рубашку и халат, а сам ушел помыться и переодеться. Он застал ее у колыбели, коснулся рукой. Она гладила девочку по щеке.

— Оба любимых мной существа целы и невредимы.

Она поцеловала нежную щечку и выпрямилась. Эллиотт взял Беллу за руку и повел в свою спальню. Закрыл дверь и прислонился к ней.

— Эллиотт, вы уверены, что не слишком устали?

— Арабелла, не заниматься любовью с вами я могу лишь потеряв сознание. — Глаза Эллиотта потемнели от страстного желания и еще чего-то, от чего хотелось смеяться.

Белла долго смеялась от счастья.

— Я люблю вас так сильно, что не хочу, чтобы вы потеряли сознание. Иначе как же я вам сообщу об этом, — сказала она, привлекая его к себе. Он тут же нетерпеливо занялся ее лентами и завязками.

— Мне нравится избавлять вас от всей этой мишуры, — признался Эллиотт, бросая неглиже в угол, и нежно погладил ее груди. Отвердевшие соски тут же уперлись ему в ладони. — Снимать ночные рубашки все равно что развязывать замысловатый пакет.

— Пакет? — спросила Белла притворно негодующим голосом. — Хорошо, милорд, тогда позвольте мне развязать вас.

— Арабелла. — Эллиотт простонал, пока она с трудом справлялась с его пуговицами и подолом рубашки. — Нельзя ли быстрее?

Белле удалось разделаться с бриджами. Она почувствовала, как сжались мышцы его упругого живота, когда ее рука оказалась на нем. Стержень уперся ей в руку, горячий, твердый и готовый к бою. Оба стояли, обнявшись, не шевелясь. Рука Эллиотта обхватила ее грудь, ее рука его мужское достоинство, сжала еще крепче.

— Нет, Арабелла, подождите.

— Ваши сапоги, — вымолвила она, когда он подхватил ее и опустил на кровать.

— Будь прокляты эти сапоги.

— Одеяла! О! О, Эллиотт. Моя любовь. Вот так. — Она тут же забыла о сапогах, одеялах и всем прочем, когда он, охваченный страстью, уверенно вошел в нее. Она забыла обо всем, что было прежде. Принадлежала ему, а он принадлежал ей. Теперь она смутно догадалась, что все пойдет не так, как прежде.

Эллиотт довел Беллу до неожиданной и всепоглощающей кульминации, затем обнимал, шепча что-то, совершал нежные движения. Она снова начала понимать, что происходит, вцепилась пальцами в его плечи и сказала, прильнув к нему:

— Я люблю вас. Я люблю вас, Эллиотт.

— Арабелла, моя любовь. — Эллиотт отвечал на поцелуи, не в силах насытиться ею, чувствовал, что это первый и столь значимый для них раз. Снова овладел своими чувствами, ощутил под собой тело Беллы, услышал ее дыхание. Почувствовал, как новая волна страсти хлынула на нее, и обнимал до тех пор, пока она не достигла новой кульминации. — Ты моя любовь навеки, — услышал он свой голос, когда страсть снова завладела им. — Навсегда.

— К лету эти клумбы пышно расцветут, — сказала Арабелла, прижимаясь к Эллиотту.

Они смотрели через окно гостиной на новые клумбы, которые Джонсон и его люди, включая Трабшоу, разбили среди дерна и начали высаживать кустарники.

— Почти конец марта, все дышит весной. Маргарита тоже расцветает, — продолжила она. Эллиотт обнял ее за плечи и привлек к себе. Белла все еще не пришла в себя от радости, от осознания, что он принадлежит ей и любит ее. — Как вы думаете, можно ли быть счастливее?

— Вообще-то вряд ли, — согласился Эллиотт. Ему нравилось, как Белла чувственно реагировала на то, как он покусывал мочку ее уха. — Разумеется, я мог бы придумать, как усилить ощущение счастья.

— Вы способны на это, — заметила Арабелла. Всякий раз, вспоминая, что ей полагается быть респектабельной виконтессой, она пыталась говорить соответствующим тоном, но всегда терпела неудачу. — Случилось так, что у нас сегодня днем или вечером совсем нет никаких дел. Я решил устроить отдых, ибо завтра, нам придется собирать вещи и готовиться к отъезду в Лондон.

— Ваш первый сезон, леди Хэдли. Не страшно? — Эллиотт обрадовался тому, что она отложила поездку до хорошей погоды. Они удачно распоряжались свободным временем. Арабелла не сразу простила себя за то, что сбежала от него. Не сразу поверила, что природная катастрофа никак не связана с ее поведением. Эллиотт безуспешно пытался навести справки о сестрах Беллы, однако она ждала от него утешения, участвовала в поисках сестер, что сблизило их еще больше.

— Мне страшно, — призналась Белла. — Но там будете вы, так что я как-нибудь справлюсь. Мне пришло в голову, что мы могли бы подняться наверх и… гм… немного отдохнуть.

— А что, если отдохнуть прямо сейчас? — Эллиотт отвернулся от окна, в его сознании возникла картина того, что он станет делать с женой. Но застыл. — Проклятье, сюда едет экипаж. Разве мы приглашали кого-то? Мне не знаком этот экипаж и герб на дверях.

Арабелла вытянула шею и попыталась разглядеть герб. Экипаж остановился, дверь открылась, из него вышел высокий, широкоплечий мужчина.

— Я его не знаю, а вы? — спросила Белла. — Боже мой, какой грозный джентльмен. Смуглый и угрюмый. А какой подбородок!