Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем

При виде Мелиссы карие глаза зажглись радостью. Линкольн выпрямился, вытирая пот со лба.

— Я предпочитаю жеребцов. Этот у меня несколько лет, — пояснил он. — Мои конюхи привыкли к нему, знают, что он способен выкидывать всякие фортели, но здешние люди его побаиваются, вот и приходится делать работу за них. Правда, я ничуть не возражаю. Скорее наоборот, очень люблю лошадей.

Она подошла, облокотилась на перегородку.

— А почему ты предпочитаешь жеребцов?

Линкольн пожал плечами и продолжал расчесывать гриву животного.

— Сам не знаю. Возможно, потому, что мне нравится поединок характеров. Нравится доказывать, кто над кем хозяин.

— А этот? Уверен, кто хозяин?

Линкольн ухмыльнулся:

— Воображает, что он. Временами я уверен, что он всего лишь меня терпит. А что привело тебя на конюшню?

— О, я почти забыла! Пришло письмо от твоей тети Генриетты. Она пишет, что твоя мать вернулась домой, в Шотландию. Не понимаю, почему она послала его мне, а не тебе.

Перемена в Линкольне была немедленной и чересчур очевидной. В глазах погас теплый свет. Губы сжались в твердую линию, лицо стало сухим, замкнутым, а в голосе зазвенели льдинки.

— Возможно, потому, что мне это абсолютно безразлично, — отрезал он.

Но Мелисса, словно не обращая внимания, беспечно заметила:

— Хм‑м, думаю, она предполагает, будто мы все равно что женаты, и новость меня заинтересует.

— Почему?

— На случай, если я захочу навестить ее.

— Ты не захочешь.

Мелисса раздраженно подбоченилась.

— Только не указывай, чего я должна и чего не должна хотеть!

Линкольн вскинул брови.

— Кажется, у нас первая супружеская ссора… еще до свадьбы?

Но Мелисса, не отвечая, перешла к существу дела.

— Думаешь, твоя неприязнь никогда не выйдет наружу? Но ведь она — моя будущая свекровь. Ты сам хотел похоронить прошлое, — напомнила она, — и потому вернулся в Шотландию.

— Ничего не получилось. Только еще хуже стало. И теперь все это не важно. У меня есть ты.

— А для меня важно.

— Но почему?

— Потому что она будет членом нашей семьи, — рассудительно заметила Мелисса.

— Об этом заботиться не стоит.

— Не заботиться о бабушке моих детей? Я так не думаю.

Линкольн казался одновременно озабоченным и заинтригованным.

— Ты уже думаешь о детях?

— Естественно.

— И… сколько собираешься их иметь?

Поняв ход его мыслей, Мелисса рассмеялась:

— Не шестнадцать, уж это точно. Троих или четверых вполне хватит. И не уходи от разговора. Твою мать будут приглашать на все семейные торжества. Если я и откажусь приглашать ее, моя мама такого не допустит. На таких праздниках все веселятся и смеются. Неужели твои раны по‑прежнему будут кровоточить? Неужели омрачишь людям радость?

Он снова поджал губы.

— Очевидно, я ничего не могу с собой поделать. Но ничего, выживу.

— А ты хотя бы дал ей шанс попросить прощения? — взвилась она.

— У нее было немало возможностей.

— Неужели? Если ты такой же неуступчивый и жесткий, как сейчас, не думаю, что она посмела к тебе подступиться.

— А чего еще ты от меня ожидала? — вздохнул он. — Чтобы я простил ее за то, что бросила меня? Она избавилась от своего сына, Мелисса. Отдала его брату.

— Но она знает, что ты к ней испытываешь?

— Она знает, что я ее презираю.

— В этом‑то и беда, Линк. Ты нисколько ее не презираешь. Наоборот, любишь, так же сильно, как и тогда. Поэтому тебе так тяжело. Вот от какой боли следует избавляться!

Мелисса не переставала пилить Линкольна, пока тот не согласился повидаться с матерью. Но сдался не сразу. Кроме того, пришлось долго просить разрешения поехать с ним. Для этого, разумеется, потребовался эскорт.

На эту роль напросились Джейми и Нилл. Они отправились в путь сразу после обеда. Мелисса была непривычно молчалива, мучаясь вопросом, чем может помочь. Разве можно становиться между матерью и сыном? Однако должен же быть способ исцелить старые раны?

Мелисса сама не понимала, на что надеется. Да, у Линкольна немало причин для горечи. Но простое «мне так жаль» может творить чудеса. Это предполагало, что его мать действительно жалеет. Ну а если нет… Значит, все ее старания окончатся ничем. Но Элинор Росс не кажется равнодушной холодной женщиной. Во время редких встреч она производила впечатление тихой, непритязательной особы, к тому же много страдавшей.

Мелисса впервые увидела дом, где родился Линкольн. Обычное здание, хотя очень большое и говорившее о богатстве хозяев. Наверное, когда‑то здесь царило счастье. И хотя, возможно, это всего лишь игра воображения, теперь это место казалось ей обителью скорби.

Они остановились на холме перед домом, чтобы подождать отставшего Джейми. Нилл отчего‑то занервничал, со страхом поглядывая на дом.

— Нам с Джейми не обязательно знакомиться с твоей ма, верно, Линк? — спросил он.

— Нет, если хотите, можете подождать во дворе. Вряд ли мы задержимся.

Ну нет, это им так не сойдет! С чего они вдруг застеснялись?

— Почему вы не хотите с ней знакомиться? — насторожилась Мелисса.

— Когда я видел ее в последний раз, она была не в себе. Билась, вопила, как банши.[3] Не обижайся, Линк, но те, кто при этом был, наверняка посчитали, что у вас это семейное.

Линкольн ошеломленно уставился на него. Мелисса, однако, ужасно рассердилась. Подумать только, молчать все это время и выложить правду, когда они уже почти приехали!

— Что ты мелешь? — выдавил наконец Линк. — Когда такое было?

— Когда тебя побили второй раз… кажется. Она ворвалась в наш дом и начала орать на па. Он не знал, что с ней делать, потому что понятия не имел, как обстоят дела с Линком. Но ты, Мелли, знаешь, что он у нас тугодум. И поскольку сидел молча и только таращился на нее, она окончательно обезумела. Назвала его худшим в мире отцом, умеющим только и воспитывать что дикарей.

Мелисса обернулась к Линкольну. Но лицо его стало привычно бесстрастным. Очевидно, он не собирался расспрашивать Нилла о подробностях. Она, однако, отчетливо помнила, как он жаловался, что мать ни разу за него не заступилась. Значит, Элинор все‑таки пыталась, хотя и безуспешно. Должно быть, старому Макферсону не понравилось, что на него кричат, да еще в собственном доме. Он не позволял сказать в адрес сыновей ни одного дурного слова! Интересно. Почему она никогда раньше не слышала об этой сцене?

— А что сказал дед?

— Сделал, как она просила.