Валери Боумен - Скандал с герцогиней

— Тогда из-за чего вы расстроены, дядя Джеймс?

— Я не… — Джеймс вздохнул. Он потер рукой лоб, не в силах притворяться перед мальчиком. Дети обладают способностью видеть суть вещей, особенно этот не по летам умный ребенок.

— Просто… просто… я немного несчастлив.

— Почему?

Снова этот вопрос. Джеймс посмотрел на мальчика. Да, очень проницательный ребенок. Джеймс пожал плечами.

— Так. Это сложно.

— Когда люди говорят «это сложно», — Джастин положил руку на колено Джеймса, — они обычно просто не считают нужным объяснять это мне, потому что думают, что я маленький и не пойму.

— Ты так думаешь? — Джеймс постарался спрятать улыбку.

Джастин кивнул.

— Лили говорила мне, что у нас с вами много общего. Я знаю, почему вы такой печальный.

Джеймс резко выдохнул, как будто кто-то дал ему под дых. Он никогда прежде не думал об этом, но это была правда. Мать Джастина когда-то была любовницей Колтона. Он даже не знал о существовании ребенка. Одна, без денег, она родила мальчика в приюте для бедных и в тот же день умерла. Другая женщина, которая жила там, пожалела сиротку и взяла на себя заботу о нем. Если бы не попытка отца Колтона использовать мальчика как пешку в собственной игре и забрать его, Джастин имел бы совсем другую жизнь и рос бы без отца и без семьи. Да, мальчик прав, у них обоих много общего. Их появление на свет стало причиной смерти их матерей.

— Мне очень жаль, что твоя мама умерла, — печально произнес Джеймс.

— А мне жалко, что умерла ваша мама, — ответил Джастин. — Он погладил Бандита, который старался лизнуть его в лицо. — Вы знаете, что миссис Эпплби говорила мне о моей матушке?

Джеймс приготовился выслушать рассказ об ангелах, о том, как они наблюдают за нами сверху, без сомнения, это будет именно так, думал он. И был рад, что подобные вещи могут успокоить мальчика, но ему самому это вряд ли может помочь.

— И что же?

— Жизнь дана для того, чтобы жить.

— Что? — Джеймс резко вскинул голову. Нахмурившись, переспросил: — Что ты сказал?

— Жизнь дана для того, чтобы жить, — повторил Джастин. — Я всегда грустил, потому что моя мама умерла и потому что я не видел ее. Но миссис Эпплби, сказала, что мама не хотела бы, чтобы я грустил. И еще, что она будет недовольна, если узнает, что я провожу время, печалясь о ней.

Джеймс смотрел на Джастина с интересом. Он всегда знал, что Джастин необыкновенно умен для своих лет. Лили не раз говорила об этом. Но сейчас ребенок удивил его. Никакого сомнения.

— Я уверен, что это именно так.

— Вы знаете, что я думаю, дядя Джеймс? — спросил Джастин.

— Нет.

Мальчик встал, поднял книгу и пошел к двери. Оба пса мгновенно соскочили с софы и побежали за ним.

— Ваша мама тоже не хотела бы, чтобы вы печалились о ней. Она хотела бы, чтобы вы жили. — Джастин скрылся за дверью, а Джеймс продолжал смотреть ему вслед с выражением полнейшего изумления на лице.

Он растерянно почесал голову. Черт подери, он только что получил урок от пятилетнего ребенка. Джеймс задумался над его словами. «Жизнь дана для того, чтобы жить». Джеймс провел всю свою жизнь в поисках совершенства, в старании загладить свою вину за потерю матери. Ему самому не просто было посмотреть на свою жизнь со стороны, но, когда он обдумывал ситуацию Джастина, это казалось таким ясным. Конечно, мать Джастина не могла винить его. Он был дитя, невинное дитя. И ничего не мог сделать, чтобы предотвратить ее смерть. И такой хороший отец, как Колтон, никогда ни одним словом не обвинил его в гибели женщины, которую безумно любил. Нормальный человек не способен винить за это ребенка. Но Джеймс знал, что его отец был сумасшедшим, хотя это не так больно терзало его сердце теперь, после разговора с Джастином. Слава богу, ребенок прав. Жизнь дана для того, чтобы жить. И маленький мальчик напомнил ему об этом.

Джеймс поднялся со своего места. Кейт обидела его, это так. Обидела своим уходом, и его сердце снова ожесточилось. Но причина этой невыносимой боли коренилась совсем в другом, и это другое — смерть его матери. Правда, которую он мог сказать себе той ночью, когда напился в таверне. А Кейт старалась все исправить. Она вышла за ним на балкон и умоляла дать им еще один шанс. Он отказал ей. Он обидел ее. Господи, они квиты.

Быстрым шагом он вышел из комнаты. Позвал дворецкого Николаса, попросил принести ему шляпу и пальто. Он должен действовать немедленно. Господи, он должен жить для этого. Жить без постоянного чувства вины за смерть матери. Жить без осуждения со стороны отца. Жить той жизнью, какой хотел. Жизнью, какую хотела бы для него мать. И он знал, что обязан сделать прежде всего.

Лили принесла Кейт памфлет, положила его на прикроватный столик обложкой вниз, но Кейт даже не удосужилась взглянуть на него. Уже несколько дней она была занята тем, что описывала в своем дневнике последние события. И решала, что ей делать дальше. Континент по-прежнему занимал ее мысли, но она почему-то не могла заставить себя уехать. Особенно после встречи с Джеймсом на маскараде. Он выглядел таким потерянным, так много пил и… был далек от совершенства. Что она сделала с ним? И поймет ли он, что они значат друг для друга? Конечно, он имел в виду свою мать, когда сказал ей, что сначала потерял одну женщину и вот теперь — другую. Он мог не упоминать ее имя, но Кейт поняла. Он винил себя за многие вещи. И именно поэтому постоянно стремился к совершенству во всем. Все в его жизни лежало на его сильных плечах. Он взял на себя непосильный груз ответственности. И когда Кейт думала об этом, сердце сжималось от боли.

Слава богу, леди Кэтрин была так добра, что уговорила Кейт остаться у нее столько, сколько она захочет. И, конечно, обе сестры, то есть Лили и Энни, тоже предложили ей пожить у них, но Кейт предпочла дом леди Кэтрин. Менее вероятно, что здесь она может встретиться с Джеймсом.

И более безопасно… для ее сердца.

Кейт бросила беспокойный взгляд на памфлет. Он выглядел как маленькое бумажное обвинение. Что ж, она была рада, что Джеймс наконец-то решил опубликовать его. Возможно, это хоть каким-то образом возместит затраты на восстановление пострадавшего от пожара дома. Она уже несколько раз читала памфлет прежде, знала каждое слово наизусть. О, она до сих пор помнила те страшные, тревожные часы, когда начала писать его. Но сейчас не могла заставить себя открыть его и прочесть. Теперь это дело Лондона, не ее. Так или иначе, пусть ее судит город. По крайней мере, она смогла высказать свой собственный взгляд на эту историю. Интересно, прочтут ли его леди и лорд Кранберри? Изменится ли после этого их суждение о ней? Скорей всего, нет. Но она писала его не для таких злостных сплетников, как эта пара. Она писала его для… Джеймса.