Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла

Саввинов с горячностью бросился к Анне и, взяв за плечи, притянул к себе, чтобы получше рассмотреть. Вряд ли кому другому Анна позволила подобную вольность, но старик так искренне, со слезою обрадовался ей! Он всегда относился к Анне по-отечески, и за давностью лет дружбы его с семейством Корфов поверенному многое прощалось — грубоватая назидательность нравоучений, легкий цинизм настоящего знатока человеческих душ и умение охранять свои собственные чувства даже от близких людей. И, хотя Анна всегда знала, что Викентий Арсеньевич — человек истинно благородный и глубоко порядочный, она была тронута столь необычным для него проявлением чувствительности, из которого явствовала искренность испытанного адвокатом потрясения от встречи с нею.

— Вы, милая, это вы! Ах, как я рад! Счастье-то какое! Уже и не чаяли свидеться! — восторженно восклицал адвокат, не позволяя Анне прервать его; и, в конце концов, она и сама рас плакалась, поддавшись на тепло столь неожиданно эмоционального приема, чем страшно смутила старика, и он немедленно принялся утешать ее: — А вот это совсем ни к чему, слезы уже давно все должны быть выплаканы. Вы, голубушка, теперь дома…

— Да как же дома! — в сердцах возразила ему Анна, усаживаясь на диванчик подле адвоката — от переживаний он разнервничался, побагровел и замахал рукой, указывая слуге на грудь. Тот сию же секунду подскочил, взял барина под локотки и опустил на диван. Анна же, едва дождавшись, пока поверенный отдышится, продолжила: — Как же — дома? У меня нет дома, Викентий Арсеньевич!

Вынужденная покинуть свое имение в Двугорском под угрозами самозваного барона Корфа, Анна по дороге в Петербург разрывалась между стремлением покарать, как она полагала, узурпатора и желанием скорее увидеть детей и сестру. И, хотя сердце ее тосковало и тревожилось по родным, Анна остановила возницу, повернувшего было коляску по ее первой просьбе к особняку Репниных, где сейчас находилась Лиза с детьми, и велела ехать на Университетскую набережную, где жил Саввинов.

— Знаю, Анастасия Петровна, ведаю. — Адвокат закрыл глаза, потом принялся дышать всем ртом, снимая напряжение, и лишь, когда лицо его приняло знакомое Анне прежде выражение внешнего спокойствия и благодушия, он вздохнул и заговорил почти официальным тоном, лишенным какой бы то ни было окраски или эмоции: — Увы, я ничего не смог поделать… Явившийся ко мне молодой человек представил документы, достаточные для того, чтобы включить его в число наследников, имеющих право на владение собственностью семьи Корфов. И я вынужден был обсудить с ним условия исполнения его ходатайства о передаче ему причитающейся по закону части наследства.

— Причитающейся по закону? — с возмущением повторила Анна. — Вы, верно, шутите? Какие могут быть права у самозванца?! Он присвоил себе имя покойного моего опекуна и отца Владимира, вашего друга, Ивана Ивановича!

— Возможно, вас ввело в заблуждение имя этого человека, — печально сказал Саввинов, — равно, как и меня кольнуло поначалу подобное совпадение…

— Совпадение?! — с негодованием вскричала Анна, невольно прерывая старика.

— Так и я подумал сначала, едва только приступив к изучению бумаг, — кивнул адвокат, поясняя свои слова. — Но, внимательно прочтя их все, исследовав все подписи и рассмотрев все печати и знаки до запятых, я понял, что имею дело не просто с совпадением, а со следованием семейной традиции — давать имена детям по отцу.

— Что значит — по отцу? — растерялась Анна.

— Должен сообщить вам, уважаемая, Анастасия Петровна, что молодой человек, с которым вам, судя по всему уже довелось познакомиться, пребывает с вашим покойным супругом в прямом родстве и является ему братом по отцу, — развел руками Саввинов.

— Но как это может быть? — прошептала Анна. — У Ивана Ивановича был только один сын…

— Да, — вздохнул адвокат, — мы все так думали. Но, оказалось, что у барона был еще один ребенок. Сын от родной сестры его жены, которого при рождении назвали Иваном.

— Сестра жены? — не сразу поняла Анна.

— Барон, как вы знаете, — напомнил ей Саввинов, — был женат на потомственной дворянке Наталье Сергеевне Белозеровой, умершей рано своей смертию от слабости легких. Сестра же ее Екатерина Сергеевна жила в доме барона и ухаживала за больной сестрой и племянником, пока вследствие неустановленных причин не помутилась рассудком и не покинула дом своих родных, чтобы обитать подальше от людей, в лесу…

— Сычиха! — воскликнула Анна.

— Насколько мне известно, именно такое прозвище числилось за нею на момент составления официального документа признания ее сына Ивана сыном барона Ивана Ивановича Корфа, — с заметным сожалением сказал адвокат.

— Не понимаю, — прошептала Анна. — Это какой-то чудовищный вымысел, подлог, обман…

— Я тоже так думал, — прервал ее собеседник, — но заявление, сделанное так называемой Сычихой под присягой, не оставляет сомнений: в период болезни своей сестры она вступила во внебрачную связь со своим свояком, отчего родился мальчик, после крещения отданный на воспитание в приемную семью…

— И вы поверили безумной? — не удержалась от возгласа Анна.

— Я верю только документам, — сухо сказал обиженный адвокат. — А документы, подтверждающие эту информацию, подписаны уважаемыми людьми как в Двугорском имении, так и здесь в Санкт-Петербурге.

Анна смутилась: как она могла так отозваться Сычихе, которая не раз и ее саму спасала от гибели! К тому же… Анна вспомнила, что никогда не понимала смысла столь откровенной ненависти Владимира к своей тете. Это потом он уже рассказал ей, что всегда подозревал Сычиху в том, что она отравила его мать. Но в глубине души, и Анна чувствовала это, Владимир не мог простить тетке нечто большее, нечто, ставшее причиной и его бесконечных ссор с отцом, и того вызывающего поведения, которое отличало Владимира в те годы, десять лет назад.

— Я понимаю, вы потрясены, — адвокат успокаивающе похлопал Анну по руке ладонью, — но вам придется смириться с этим фактом так же, как пришлось принять его мне. Поверьте, и я не испытывал радости от того, что неведомо откуда взявшийся молодой человек вдруг предъявил претензии к близким мне людям. И что особенно неприятно, сделал он это в тот момент, когда пришло известие о гибели Владимира Ивановича и вашем бесследном исчезновении.

— И вы не поинтересовались у новоявленного Ивана Ивановича, — не без жестокой иронии спросила Анна, — почему он так долго ждал и возник, как стервятник на поле брани?

— Первым делом, Анастасия Петровна, первым делом, — снова вздохнул адвокат. — Однако он объяснил и, должен признаться, вполне обоснованно, что долгое время просто не знал о своем родстве с Корфами. И лишь когда воспитавшие его люди перед смертью открыли ему правду о его настоящем происхождении, он решился начать поиски матери и отца.

— Но как могло статься, что этот новоявленный Иван Иванович водворился хозяином и здесь, и в Двугорском? — Голос Анна задрожал от возмущения.

— Помилуй Бог, Анастасия Петровна! — воскликнул адвокат, уловив в ее словах и интонации признаки не только сомнения, но и упрека. — Он всего лишь получил право совершения сделок для получения постоянного дохода, например аренды, под гарантии отчисления оговоренной части суммы для ваших детей на их содержание и в счет полагающейся ему части наследства.

— И поэтому он продал все вещи, что находились в моем петербургском доме? — с плохо скрытым гневом сказала Анна. — И выгнал меня из моего имения в Двугорском?

— Голубушка, Анастасия Петровна, — заметно занервничал ее собеседник, — о таком самоуправстве мне совершенно ничего не известно, но полагаю, вы тоже торопитесь. Скорее всего, вещи ваши находятся в том же Двугорском, а барон просто не знал вас лично и поэтому позволил себе усомниться в вашей… вашем… И вообще, вы поступили крайне неосмотрительно, приехав в Двугорское, не поговорив предварительно со мной!

— Уж не собираетесь ли вы сказать этим, что я должна советоваться с вами, точно вы — мой опекун ввиду моей недееспособности? — возмутилась Анна, и под ее взглядом адвокат покраснел.

— Ни в коем случае, милая вы моя! Дело не в этом… Вы же светский человек, Анастасия Петровна, вы должны понимать! Владимир Иванович уже больше года числится погибшим по ведомству иностранных дел, вас тоже уже год считают пропавшей без вести… Считали до не давнего времени, пока благодаря стараниям князя Михаила Александровича Репнина не было найдено извещение о гибели французского судна в Атлантике, среди пассажиров которого значилось ваше сценическое имя, после чего и вас официально объявили погибшей. Заботу о ваших детях взяла на себя супруга наследника престола, сестра ваша и ее муж князь Репнин были назначены опекунами…