Тери Браун - Зимний цветок

— Ты предлагаешь мне жить за твой счет, — фыркнул Эндрю.

При всем желании Пруденс не могла с ним спорить.

— Зато потом, когда станешь ветеринаром, ты будешь содержать меня до конца моих дней, — разумно возразила она.

И Эндрю ничего не оставалось, как согласиться с ее доводами. К тому же, думала Пруденс с недавно обретенной холодной практичностью, у них все равно нет выбора.

А сейчас миссис Таннин стояла на пороге ее квартиры и недовольно поводила носом, уперев руки в бока.

— Сэру Филипу все это не понравилось бы.

Пруденс знала, что совершила ошибку, когда пригласила экономку из старого дома. Размерами квартирка едва могла сравниться с кабинетом из особняка Бакстонов в Мейфэре. Но Пруденс больше не считала себя дочерью сэра Филипа, так что рассчитывать на особняки не стоило.

— Сэра Филипа больше нет, а нам с мужем приходится жить по средствам.

— Но неужели вы думаете, что мисс Ровена и мисс Виктория оставят вас в нищете…

— Миссис Таннин! — Пруденс уязвленно вытянулась в полный рост. Нельзя сказать, чтобы она отличалась внушительным сложением, но над хрупкой, как Виктория, экономкой возвышалась почти на голову. — Будьте добры, не забывайте, что мы находимся в моем новом доме. Тут нет грязи и запустения. Квартира чистая, светлая и находится рядом с Королевским ветеринарным колледжем, где будет учиться мой муж. Что с того, что она небольшая.

О том, что на первом этаже под четырьмя квартирами располагается овощная лавка, Пруденс не стала упоминать. Неотступный запах сырого картофеля и так не давал забыть о соседстве.

Миссис Таннин стихла. Будь Пруденс в состоянии забрать свое имущество из особняка самостоятельно, она бы так и сделала. Лакей Карл помог донести тяжелые вещи, но девушка попросила старую экономку присутствовать при сборах, чтобы никто не заподозрил, что она могла прихватить лишнее. Ей не хотелось давать графу Саммерсету повод для обвинения в воровстве. Пруденс и так повезло, что снявшие особняк американцы еще не приехали. Ведь они имели полное право не пускать в дом незнакомую женщину.

— Прошу прощения, — наконец выдавила пожилая экономка. — Но я ничего не пойму. Сэр Филип умер, семья переехала в поместье, а три месяца спустя ты возвращаешься и собираешься жить в Кэмден-Тауне. Причем успела выскочить замуж за человека, который, уж не обижайся, совсем тебе не пара. Просто ума не приложу.

Пруденс сделала глубокий вдох, чтобы не дать воли закипающему раздражению. Ей даже пришлось напомнить себе, что экономка всегда по-доброму относилась к ее матери.

— Миссис Таннин, я польщена, что вы составили такое высокое мнение обо мне, но не забывайте, что моя мать служила гувернанткой. У меня нет родословной, нет титула и никакой кровной связи с аристократией. — Пруденс поджала губы, поскольку не вовремя вспомнила, что как раз таки имеет кровную связь с вырастившим ее семейством, но тут же выбросила непрошеную мысль из головы. — Меня взяли в Саммерсет в качестве камеристки, причем обращались со мной так, будто я одним присутствием отравляю воздух в поместье. Я считаю, что сделала правильный выбор, учитывая обстоятельства.

— Не может быть, чтобы девочки так поступили! — вскричала экономка, прижав руку к сердцу.

В глазах миссис Таннин выросшие без матери дочки сэра Филипа оставались безупречными молодыми леди. Поэтому Пруденс решила умолчать, что именно Ровена виновата в большей части выпавших на ее долю неприятностей.

— Конечно нет, — сухо подтвердила она. — А сейчас будьте любезны, помогите передвинуть тот столик у плиты. Если поставить его боком, должен поместиться.

После ухода экономки Пруденс беспомощно оглядела сундуки и мебель. Она забрала из особняка только личные вещи, подаренные ей сэром Филипом и его дочерьми, но в новой квартире они выглядели неуместно громоздкими и пышными. Карточный столик, который она планировала использовать вместо обеденного, в особняке казался крохотным. Здесь он едва втиснулся в общее помещение, что служило и кухней и столовой. Как ни странно, вторая, выделенная под спальню комната была примерно такого же размера. Она располагалась в дальней от входа части, позади кухни, а небольшой альков у двери Пруденс определила под гостиную. Молодоженам досталась угловая квартира, которая хорошо освещалась двумя большими окнами в кухне — она же столовая — и тремя в гостиной, хотя встроенная под окнами софа занимала половину алькова. Пруденс едва нашла место для кресла с высокой спинкой и розами на обивке. Одному из сундуков, прикрытому бело-розовой шалью, предстояло играть роль кофейного столика, а если засунуть в угол оставшийся от прежних жильцов аляповатый торшер, то свободного места в гостиной не оставалось.

Пруденс взмахнула скатертью и покрыла ею карточный столик. Из складок материи на пол выпорхнул клочок бумаги. У девушки затрепетало сердце — письмо Виктории. Пруденс подняла листок и в который раз пробежалась глазами по строчкам. Пока она не решила, стоит ли писать ответ.

Очевидно, что не стоит рассказывать кому-либо в Саммерсете о теперешнем положении. Несмотря на браваду перед миссис Таннин, Пруденс и сама понимала, что стены в крохотной каморке давят, а обстановка не радует глаз. Ей не хотелось, чтобы Вик и Ро знали о ее стесненных обстоятельствах. Она спрятала письмо на полочке за угольной печкой. Потом. Она подумает об ответе позже. Сейчас голова занята другим.

Пруденс затащила чемоданы в спальню, старательно избегая взглядом постели. Им с экономкой пришлось нанять на улице двоих мужчин, чтобы те втащили кровать по узкой лестнице. Кровать вполне могла вместить обоих супругов, но целомудренное бело-голубое пуховое покрывало нелепо выделялось в голой, без изысков, комнате. Возможно, потому, что покрывало принадлежало другой жизни — той, что подойдет к концу сегодня на закате.

Как ни странно, Эндрю не спешил с первой брачной ночью, пока они спали на узкой кровати в ночлежке. Пруденс не жаловалась, наоборот, она испытывала благодарность мужу за его моральные принципы. Чтобы вместить всех приезжающих в столицу на работу, и без того крохотные номера пансиона разделили простынями на клетушки. Молодые супруги получили комнату с двумя женатыми парами, причем одна из пар не испытывала угрызений совести, исполняя супружеский долг каждую ночь, когда на расстоянии вытянутой руки спят соседи.

При воспоминании о неслыханных ранее звуках по другую сторону натянутой простыни лицо залило краской. Эндрю каждый раз замирал на узкой кровати и боялся пошевелиться. Значит, она верно истолковала странную возню. Несколько недель молодожены лежали неподвижно бок о бок, и Пруденс чувствовала тепло сильного тела мужа и волоски на руках. Только раз в жизни ее охватывало подобное ощущение, будто внутри тает и растекается масло, и, к великому стыду, не Эндрю был тому причиной. Более того, тот мужчина даже не дотрагивался до нее.