Маргерит Кэй - Повеса с ледяным сердцем

— Думаю, большинство бедняков даже не знают, где находится Португалия, — язвительно заметил Рейф. Ее папа и мама напоминали ему благодетелей той породы, которую он презирал.

— Вот именно, — горячо согласилась Генриетта. — Даже если бы они знали… вы смеетесь надо мной?

— А вы против?

— Нет. Только, думаю, я не сказала ничего смешного.

— Смешно, как вы это сказали. Очень серьезно.

— Я должна выговориться, иначе меня никто не услышит.

— Значит, пока мама и папа молятся за души, вы готовите суп… я правильно понял?

— В том, что я практична, нет ничего плохого.

— Совершенно верно. Если только в этом мире было бы больше супа и меньше проповедей…

— Мои родители желают добра.

— Не сомневаюсь. Только хочу заметить, что желать и делать добро — не одно и то же. Я встречаю множество подобных людей и…

— Не знала, что вы слывете филантропом.

— Нет, как вы уже сказали, — холодно ответил Рейф, — моя репутация главным образом связана с распутством. Теперь вы скажете, что одно исключает другое.

— А разве не так? — строго спросила Генриетта. Заметив, что его лицо вновь напряглось, она заколебалась. — Я хочу сказать, что слыть повесой — значит быть безнравственным и… — Она осеклась, когда лицо Рейфа застыло. — Знаете, я, должно быть, немного отклонилась от темы. Вы хотите сказать, что занимаетесь благотворительностью?

Ее голос звучал неестественно. Рейф подумал, что ему наплевать на ее мнение.

— Я хочу сказать, что мир не состоит из черно-белых тонов, как считают ваши родители. — Рейф затеял собственный проект в районе Святого Николая, что имело для него исключительно большое значение, но он не считал его благотворительностью. Граф сдержался с трудом. Что такого в этой обольстительной женщине, что постоянно задевает его за живое? — Вы начали рассказывать о школе, которую ваши родители собираются открыть.

— Да. — Генриетта с опаской взглянула на него. — Я сказала что-то такое, что обидело вас?

— Так что с этой школой, мисс Маркхэм?

— Ну, если… когда… она откроется, я собираюсь внести свою лепту, став преподавателем. Буду вести полезные уроки, — добавила она, с содроганием вспомнив учебный план матери.

— Уроки, подобные тем, что преподаете щенкам миссис Ипсвич?

— Они не щенки, — с негодованием ответила Генриетта. — Они просто резвые мальчики. Уверена, вы были таким же в их возрасте и охотнее скакали на коне, нежели сидели за партой, но…

— В их возрасте отец охотно поощрял меня к верховой езде и не обращал внимания на занятия, — сухо ответил граф. — Моя склонность утыкаться носом в книгу ему была страшно не по душе.

— Боже мой, вы грызли науку?

— Ах да, это же еще одна позиция, которая, по вашему мнению, несовместима со статусом повесы?

И Рейф снова повеселел. Генриетта не поспевала за скачками его настроения, но невольно отозвалась на его слабую улыбку.

— Не вдаваясь в подробности, что вам весьма по душе, скажу: мне нравится работа гувернантки и мне нравятся мальчики, даже если их мама немного… ну… своевольна. И дело не в том, что я не так уж часто вижу ее, ведь гувернантки не заслуживают большого внимания. Как бы то ни было, я не сомневаюсь, что найдутся хозяева и похуже. Мальчики меня действительно любят, и если… когда… школа откроется, уверена, подобный опыт придется очень кстати. Это должно случиться месяца через три, к тому времени моих нынешних подопечных поместят в закрытое учебное заведение, так что, надеюсь, они не слишком будут скучать по мне. По крайней мере, не так, как я буду скучать по ним.

— С этим мне остается лишь согласиться. Знаю по собственному опыту, что маленькие мальчики недолго хранят преданность.

— Вы так считаете? — веселее спросила Генриетта. — Думаю, это хорошо, не хотелось бы, чтобы они слишком сильно привязались ко мне. У вас уже имеется опыт в подобных делах? У вас есть братья?

— Нет.

Рейф снова нахмурился, его лицо стало бесстрастным.

— Я так понимаю, что жизнь в качестве гувернантки у миссис Ипсвич оправдала ваши ожидания?

— Да, эта должность замечательно оправдала цель.

— Вам очень везет. А сейчас, если не возражаете, вернемся к более важной теме — к тому, как вы оказались в канаве, после чего вы сможете вернуться к обязанностям, которые приносят вам такую радость.

— Это правда. Мальчики радуют меня. — Правда, мысль о том, что придется вернуться к миссис Ипсвич, представлялась теперь не столь привлекательной, как поначалу. Наверное, сказалось еще одно качество повесы — соблазнять и прививать желание проводить время в его обществе. Генриетта выпрямилась и потянула пояс халата. — Хорошо, вернусь к теме, как вы того желаете. Вчера вечером… Так вот, прошлым вечером меня ударил по голове какой-то вор-взломщик.

— Вор-взломщик!

Обрадовавшись реакции графа, оказавшейся на этот раз именно такой, как ожидалось, она энергично закачала головой:

— Да. Совершенно верно. По крайней мере, — добавила она с наивной уверенностью, — я почти уверена, что этот человек был вором-взломщиком, хотя не заметила, чтобы он украл что-либо. Видите ли, я искала эту ужасную собаку миссис Ипсвич.

— Собаку, из-за которой остались без ужина?

— Ту самую. Услышав шум со стороны кустарника, я отправилась взглянуть, в чем дело, думала, там сидит Принцесса — так зовут эту собаку, — и тут до меня донесся звон бьющегося стекла. Я подняла фонарь и на долю секунды четко разглядела его, но он бросился на меня и ударил по голове. После этого я опомнилась в вашей постели.

Рейф задумчиво качал головой.

— Как-то нелепо. Даже если это был вор-взломщик, какой толк тащить вас с собой? Чтобы усадить бездыханное тело на лошадь, требуются усилия и время.

Генриетта залилась краской.

— Вы хотите сказать, что я не столь легка, как пушинка?

— Я совсем не это имел в виду. Почему-то женщины считают, что суть красоты в том, чтобы быть тонкой как щепка. Мужчины придерживаются противоположного мнения. Я нахожу вашу фигуру отрадой для глаз. — Рейф не слыл щедрым на комплименты юным леди из опасений быть понятым превратно. Но Генриетта Маркхэм отличалась от любой знакомой ему девушки, и он не думал о том, какое впечатление произведут его слова. — Усадить вас на мою лошадь не составило большого труда. Я лишь подумал, что это было бы трудно некрепкому или пожилому мужчине.

«Или мужчине, не обладающему такими мышцами», — подумала Генриетта, задержав взгляд на его мощной фигуре. До сих пор она даже не задумывалась о том, как именно граф вытащил ее из канавы. Тащил ли ее за руки или за ноги? Прижал ее к себе или, может быть, перебросил через плечо? А она? Лежала ли на животе, попой вверх? Выставив на обозрение нижние юбки? Или ноги? Или того хуже? Она принялась отчаянно обмахивать лицо, делая вид, что ей жарко от пылавшего камина.