Паулина Гейдж - Дворец наслаждений

В саду не было ни души. Деревья и кусты тихо покачивались от ветра, залетавшего сюда из-за стены, окружающей дом, а солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, бросало рассеянный свет на хаотично разбросанные по всему саду цветочные клумбы — так любила высаживать цветы моя мать. Быстро пройдя через сад, я вышел к алтарю бога Амона, где обычно собиралась наша семья, чтобы возносить молитвы, повернул направо и подошел к портику, прятавшемуся в тени высоких деревьев. За их стволами в глубине сада виднелся большой пруд с рыбками, по берегам которого рос тростник, а в центре плавали огромные зеленые листья лотоса. Лотос должен был зацвести только через несколько месяцев, но над ним уже порхали стрекозы, трепеща прозрачными сверкающими крылышками, а в воде плавали лягушки.

Однажды я чуть не утонул в этом пруду. Мне тогда было три года, я был очень любопытным и непоседливым ребенком. Сбежав от своей няньки, с которой обращался, честно говоря, довольно сурово, я затопал к воде, желая потрогать цветы или половить рыбок или жуков, и тут же упал в пруд, споткнувшись о его каменное ограждение. Я помню мгновенный испуг, затем приятную прохладу, а затем приступ паники, когда попытался вдохнуть среди окружившего меня зеленого полумрака и обнаружил, что сделать этого не могу. Из воды меня вытащила старшая сестра; сначала меня вырвало водой, а потом я заорал не своим голосом, больше от ярости, чем от страха. На следующий день отец послал своего управляющего найти кого-нибудь, кто научил бы меня плавать. Улыбаясь этим воспоминаниям, я прошел через портик и, свернув направо, вошел в дом, чувствуя, как все мои былые тревоги и волнения остаются за его порогом.

Слева от меня находился большой зал с четырьмя колоннами, залитый ярким солнцем. За колоннами виднелся сад с колодцем, который заканчивался внутренней стеной, отделявшей помещение хозяев от жилища слуг. Наш сад был таким густым, что полностью скрывал стену, окружающую дом. Справа от меня находилась маленькая дверь, ведущая во внутренний двор, где располагались амбары, а также еще одна стена с тремя дверями, в настоящий момент запертыми. В полной тишине я оглянулся по сторонам, заглянул за одну из колонн, где находилась ванная комната, и пошел дальше, тихо поскрипывая сандалиями. Внезапно отворилась дверь, и передо мной предстал наш управляющий.

— Камен! — радостно вскрикнул он. — То-то я слышал, что в доме кто-то ходит. Добро пожаловать домой!

— Спасибо, Па-Баст, — ответил я. — В доме так тихо. Где все?

— Ваша матушка и сестры еще не вернулись из Фаюма. Разве вы забыли? Отец, как обычно, работает. Вы вернетесь в дом господина Паиса прямо сейчас или мне застелить ваше ложе свежим полотном?

Я совсем забыл, что наши женщины иногда уезжали в маленький домик на границе с Фаюмским оазисом, чтобы там пережидать сильную жару, которая обычно стояла в месяце шему, а значит, они вернутся не раньше чем в конце следующего месяца фаофи, когда, как все надеялись, начнет подниматься река. Мне стало грустно.

— Мне дали два дня отдыха, — сказал я, снимая и передавая слуге свой кожаный пояс с мечом, дорожную сумку и сандалии. — Пожалуйста, приготовь мое ложе и позови Сету. Скажи ему, что все мои вещи грязные, меч тоже нужно почистить, и на одной сандалии оторвался ремешок. И вели наполнить ванну горячей водой.

Управляющий, улыбаясь, продолжал стоять возле меня, и тут я вспомнил о деревянном ящичке, который держал под мышкой.

— А вот это отнеси в мою комнату, — поспешно сказал я. — Нашел во время путешествия, а теперь не знаю, что с ним делать.

Па-Баст неловко взял ящичек, поскольку уже держал в руках мои вещи.

— Тяжелый, — заметил он, — да еще и завязан какими-то странными узлами! — По его лицу я видел, что сказал он это скорее для себя. Па-Баст был вообще хорошим слугой и никогда не лез не в свое дело. — От госпожи Тахуру пришло послание, — продолжал он. — Она просит вас зайти к ней, как только вы вернетесь. Вчера приходил Ахебсет и просил передать, что сегодня вечером в пивной «Золотой скорпион», что на улице Корзинщиков, состоится пирушка и он умоляет вас прийти.

Я печально усмехнулся:

— Дилемма.

— Да, но вы можете зайти к госпоже Тахуру после ужина, а потом отправиться в «Золотой скорпион».

— Пожалуй. А что у нас сегодня на ужин?

— Не знаю, но могу спросить.

Я вздохнул:

— Не надо. Если мне приготовят копченых мышей с травой, я этого все равно не замечу — после стольких дней солдатской пищи. Иди, не забудь о горячей воде. И поскорее.

Управляющий удалился, а я подошел к одной из закрытых дверей и постучал.

— Войдите! — раздался голос отца, и я вошел в его контору. Увидев меня, отец вскочил из-за стола и протянул ко мне руки. — Камен! Добро пожаловать! Под южным солнцем ты стал темным, как корица, сын мой! Ну, как поездка? Каха, я думаю, на сегодня достаточно, можешь идти.

Писец встал и, бросив на меня приветливый взгляд, вышел, забрав с собой палетку, перья и свиток папируса. Предложив мне сесть, отец вернулся на свое место за столом, все так же радостно улыбаясь.

В конторе было прохладно, здесь царил полумрак, поскольку свет проникал только через верхние оконца, расположенные под самым потолком. Когда я был маленьким, мне разрешали играть под столом в конторе отца, пока тот занимался делами. Я помню, как любовался чистыми белыми квадратами, которые появлялись на противоположной стене, когда солнечный свет через оконца попадал в комнату, потом постепенно вытягивался, скользил по неровным книжным полкам и, расползаясь, словно жидкость, тянулся по полу ко мне. Иногда на его пути возникал Каха, который, сидя с палеткой на коленях и тростниковым пером в руке, что-нибудь записывал под диктовку отца, и тогда солнечный свет скользил по спине писца и застревал в его тесном черном парике. Я знал, что нахожусь в полной безопасности и могу спокойно играть со своим деревянным гусем и маленькой тележкой на деревянных колесиках, в которой я таскал коллекцию красивых камешков, ярко раскрашенных глиняных скарабеев и свою гордость — лошадку с раздувающимися ноздрями, дикими глазами и хвостом, сделанным из настоящего конского волоса. Но если Каха садился немного ближе к отцу, тогда я забывал об игрушках и, цепенея от страха, смотрел, как яркие белые квадраты, медленно искажаясь, сползали с книжных полок и начинали подбираться ко мне с какой-то только им известной целью. Правда, им никогда не удавалось до меня добраться, потому что входила мама и звала меня обедать, а когда я стал старше, то понял, что этого вообще бы никогда не произошло, потому что в те часы солнце стояло как раз над нашим домом. Теперь же, сделавшись взрослым человеком, шестнадцатилетним офицером, состоящим на службе у самого царя, я со смехом вспоминал свои детские страхи.