Дебора Чаллинор - Китти

Ребекка сложила рукоделие на коленях.

— Когда вы плыли сегодня к берегу, вы, наверное, заметили каноэ?

Руки Сары и Китти тоже замерли, и женщины кивнули.

— Вы видели в них девушек?

Женщины снова кивнули. Китти ощутила, как по ее рукам побежали мурашки в предвкушении того, что она услышит нечто интригующее.

— Боюсь, они отправились навестить мужчин, моряков на корабле, доставившем вас сюда, — пояснила Ребекка.

До Китти не дошел смысл сказанного, в то время как ее тетя, казалось, все прекрасно поняла, и ее рот захлопнулся, словно дверца мышеловки, а губы превратились в узкую полоску.

Сгорая от любопытства и не в силах сдержаться, Китти выпалила:

— А зачем они навещают моряков?

Воцарилось молчание, а потом Сара еще крепче сжала спицы.

— Мне очень больно говорить об этом, Китти, но девушки оказывают им некоторые услуги в обмен на безделушки и деньги. Моя догадка верна, мисс Персел?

Ребекка кивнула:

— Боюсь, что да, миссис Келлегер.

— О, — только и смогла вымолвить Китти. Она почувствовала, как краска стыда обожгла ее лицо и шею, а в желудке возник странный трепет. Подумать только! Эти девушки собирались… собирались к тем самым морякам, с которыми она разговаривала всего час назад!

— Могу только пожелать, чтобы Господь был милосерден к ним, — произнесла Сара, воздевая глаза к небу.

— Очевидно, они тоже об этом мечтают, — сказала Ребекка, — потому что продолжают делать это и не видят в своих поступках ничего дурного. Но мы, как можем, стараемся пресечь это.

— Они все так делают? — спросила Китти, потрясенная и все же заинтригованная.

— Нет, не все, благодарение Всевышнему. Но и одной много.

Джанна Тейт, очевидно, не одобрявшая подобных разговоров, сменила тему:

— Скажите, Китти, что заставило вас заняться миссионерской работой?

— Моя племянница всегда была набожной, — быстро ответила Сара. — Когда в прошлом году умер ее отец, она решила, что сможет справиться со своим горем, только если полностью посвятит себя Господу.

Китти удивленно посмотрела на тетю.

Избегая смотреть на племянницу, Сара вновь ловко сменила тему разговора:

— За ужином упомянули семью Чемберсов, миссис Персел. Могу я спросить, почему они вернулись в Англию?

— А разве ваш супруг не сказал вам? — удивилась Ребекка.

— Нет.

— О, это настоящая трагедия, — начала Ребекка. — Непростительно со стороны мистера Чемберса, и все же это трагедия. — Миссис Чемберс нельзя было назвать женщиной крепкого здоровья…

— Она была совершенно не приспособлена к роли супруги миссионера, — перебила Джанна.

— Совершенно верно, — согласилась Ребекка. — Очень приятная женщина, но неприспособленная к жизни в Новой Зеландии, как сказала Джанна. Боюсь, у нее не выдержали нервы. С каждым днем ее здоровье ухудшалось, и вскоре она уже не могла выполнять даже простейших обязанностей. Большую часть времени она проводила в постели, ни с кем не разговаривала и постоянно плакала. У нее развилось нечто вроде мании, и мы уже ничем не могли ей помочь. Этот случай очень сильно всех расстроил.

— Но ее муж нашел способ утешиться, — вставила Джанна, — завел любовные связи с несколькими девушками маори. Он повел себя очень неосмотрительно, и мы вынуждены были сообщить о нем Обществу, после чего семью обязали вернуться в Англию.

По странному выражению на лице тетки Китти поняла: та жалеет, что вообще спросила об этом.

Накануне вечером, измученная долгим днем, Китти слегка ополоснулась, поспешно заплела волосы в косу и провалилась в глубокий сон без сновидений. Утром она не сразу вспомнила, где она находится. Она скучала по непрерывному покачиванию корабля, и шелест волн, накатывающих на берег совсем недалеко от ее окна, создавал иллюзию, что она все еще на корабле.

Китти села на кровати, почесала вспотевшую под тяжелой косой голову и посмотрела в окно. На улице было тепло, и в отличие от вчерашнего дня на небе не было ни облачка. Сначала она хотела проскользнуть по дому в одной ночной рубашке, но, подумав о том, что ее может застать в подобном виде миссис Персел или дядя Джордж, она непроизвольно натянула хлопчатобумажный халат.

Она босиком миновала общую комнату и сморщила нос, почувствовав прогорклый запах, оставленный масляными лампами. Ребекка уже проснулась и теперь хлопотала на кухне. Она помешивала что-то в большом горшке, висящем над огнем и издававшем соблазнительный аромат овсяной каши.

— Доброе утро, Китти, — произнесла женщина, заправляя выбившиеся из-под чепца локоны. — Хорошо спали?

— Да, благодарю вас. Хотя я была вовсе не уверена, что засну.

— Все дело в нашем морском воздухе, — сказала Ребекка. Затем она поднесла ко рту деревянную ложку, подула и попробовала содержимое. — Думаю, в море вы тоже спали хорошо.

Китти уже собралась было идти дальше, но остановилась, почувствовав легкое прикосновение к своей руке.

— Подождите минуту, дорогая, — сказала Ребекка. — Присядьте.

Помедлив, Китти потуже затянула пояс халата и опустилась на краешек деревянного стула.

— Простите меня за прямоту, — сказала Ребекка, — но я не могу принять то, что сказала ваша тетя о причине вашего приезда сюда. Мне кажется, за этим стоит что-то еще. Вы мне не кажетесь слишком счастливой.

Китти молчала.

— Вы ведь не собирались приезжать сюда, верно? — продолжала Ребекка. — Кто-то принял решение за вас.

Глаза Китти обожгли непрошеные слезы, и она впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться.

Ребекка снова помешала кашу, а потом отерла руки о передник.

— Я знаю, это не мое дело, но, возможно, вам станет легче, если вы с кем-нибудь поговорите. Я хочу сказать, кроме Бога.

Китти подумала о своей тете. Представила, как решительно сжались бы ее губы лишь при упоминании о чем-то деликатном или личном. Поэтому Китти знала, что подобные вещи можно было поверять лишь Господу, да и то если они не оскорбляли его слух. В противном случае проблемы следовало держать при себе.

Китти посмотрела на стоящую перед ней женщину, которая за двадцать четыре часа проявила больше понимания, чем ее тетя за целых пять месяцев.

И она рассказала все.

Китти знала, что выглядит привлекательно — мрачное траурное платье из черного крепа выгодно оттеняло ее темно-каштановые волосы и молочную кожу, — но даже это не могло улучшить ее настроения. Китти чувствовала себя несчастной, потому что ужасно горевала по горячо любимому отцу, и к тому же джентльмен, которого она отчаянно хотела увидеть, все еще не приехал. В ее душе зрело раздражение оттого, что она вынуждена была вежливо улыбаться людям, которых либо не знала, либо недолюбливала. А еще ей было невыносимо скучно.