Дженни Браун - Запретная страсть

В комнате повисла тишина, лучше всего показывающая вею важность сделанного признания. Пораженная Элиза настолько растерялась, что потеряла на миг дар речи. Леди Хартвуд поднялась с кресла с блестевшими от злобы глазами и, опираясь на палку, сделала шаг навстречу сыну.

— Эдвард, опомнись. Ты хочешь, чтобы наша тайна попала в чужие руки? Может быть, тебе приятна мысль позлить меня, погубить мою репутацию. Но подумай о последствиях, которые касаются и тебя тоже.

С тяжелым вздохом она опять упала в кресло. По ее помутившимся от страха глазам было видно, что она полностью потеряла самообладание. Эдвард терпеливо ждал, ни единым словом не раздражая мать.

Наконец леди Хартвуд слегка пришла в себя. Еле шевеля губами, она произнесла:

— Должно быть, очень приятно сознавать, что я полностью в твоей власти.

Ее голос дрогнул, и в ее лице мелькнуло выражение растерянности и недоумения.

— Но если ты знал правду, когда приходил просить освободить ее… Ты ведь уже говорил с миссис Этуотер, и она написала мне письмо…

— Да, знал.

— Но если моя тайна стала известна тебе, почему ты не воспользовался этим оружием против меня? Прося освободить Элизу, ты ни словом не обмолвился о, том, что тебе поведала эта вертихвостка, миссис Этуотер. Я ведь думала, что взяла над тобой верх, а ты держал в кармане такой козырь и молчал. В ответ на мои требования ты же мог выдвинуть твои собственные и заставить меня плясать под твою дудку. Как ты мог, зная о моем позоре, не сыграть на этом?! Я не узнаю тебя.

— Мне не хотелось обижать тебя, матушка. За одну совершенную в юности ошибку ты ведь столько выстрадала. Кроме того, я ведь не сын Черного Невилла. Я не унаследовал его жестокости, черствости и бессердечия. Не будучи сыном Черного Невилла, я смог простить. Ты слишком многим пожертвовала для того, чтобы сохранить к себе уважение светского общества. Это единственное, что у тебя осталось после смерти мужа. Отнять это последнее у меня не хватило бы совести.

— Ты говоришь правду? — Глаза леди Хартвуд быстро-быстро заморгали, она изо всех сил старалась удержаться от слез. — Ты не станешь разоблачать мою тайну?

— Конечно, нет. Мы не властны над прошлым, так зачем же попусту позорить имя Хартвудов.

— Хм… я очень тебе благодарна. — Выдержка, похоже, вернулась к леди Хартвуд. — Думаю, тебе приятно думать, что твой настоящий отец был намного лучше Черного Невилла.

— Возможно, хотя я не очень обольщаюсь на этот счет. Как ты не раз справедливо замечала, я в меру циничен и не слишком верю в добродетель. Не знаю, каким человеком был мой отец, зато хорошо понимаю, почему ему удалось соблазнить тебя. Тогда ты была молода, чувства переполняли тебя, а муж пренебрегал тобой. Конечно, ты сильно обижалась. Он вел себя оскорбительно, иначе это нельзя назвать.

Леди Хартвуд замерла, лишь подергивание ее левой руки говорило о том, насколько она глубоко взволнована.

— Он не соблазнял меня. В этом не было необходимости. Я сама, по своей воле пошла на это. У него был такой чарующий голос. У тебя точно такой же, и вообще ты очень похож на него. Ты всегда был на него похож, с первого дня твоего появления на свет. Как только ты взглянул на меня своими карими глазками, как только я увидела твои светлые волосики, я едва не задохнулась от счастья.

К общему удивлению, леди Хартвуд глубоко вздохнула, и по ее щеке покатилась скупая горькая слеза.

— Неужели он не был способен на любовь? — встрепенулась Элиза. — Или вы слишком поздно узнали об этом? Может быть, поэтому вы так настойчиво предупреждали меня?

— Откуда мне было знать, любит он меня иди нет? — не без грусти промолвила леди Хартвуд. — Наша связь была очень коротка. О, он умел говорить! Приятные сладкие речи так и лились с его губ. Разумеется, он уверял меня в своей любви, но любил ли он меня по-настоящему, я не знаю. Хотя он умолял меня бросить Хартвуда и уйти вместе с ним, присоединиться к их труппе бродячих актеров. Он уговаривал меня изо всех сил, говорил, что у меня есть талант, что он обучит меня актерскому ремеслу. Но стать бродячей актрисой? Из леди Хартвуд попасть в актрисы? Любовница актера, которую он мог бросить в каком-нибудь провинциальном городишке? Нет, это был бы слишком безрассудный шаг.

— Итак, скорее вы ушли от него, чем он бросил вас? — не унималась Элиза.

— Конечно. Разве могло быть иначе? Потом на протяжении нескольких месяцев он писал мне письма. Но я все их сжигала не распечатывая. За исключением одного, которое глупая горничная вручила твоему отцу. Черный Невилл передал его своему поверенному, понимая, что благодаря такой улике можно легко добиться развода. Я не читала даже этого письма, хотя думаю, что в нем шла речь о нескромных вещах.

— Думаю, мой настоящий отец любил тебя, матушка, — ласково сказал Эдвард. — Скорее всего он был хорошим, любящим тебя человеком.

— Или прожженным прохвостом, хуже, чем мой муж. Все может быть. Я никогда не узнаю, кем он был на самом деле. Но думаю, я сделала правильный выбор. Вряд ли я была бы счастлива, если бы очертя голову бросилась следом за ним.

— Видимо, поэтому тебе было неприятно видеть все хорошее, что проявлялось во мне. Из этого можно сделать вывод, что не такой уж я плохой человек, каким считал себя раньше.

Леди Хартвуд задумчиво покачала головой:

— Не уверена. Грех порождает грех. Как ты можешь быть хорошим человеком, если твое появление на свет погубило мою жизнь? — Еще одна слеза вытекла из ее потускневших глаз.

Эдвард подошел к матери и нежно обнял ее за плечи.

— Матушка, я благодарен тебе за мое появление на свет, хотя представляю, какую дорогую цену тебе пришлось заплатить. Я рад, что я не сын черствого, эгоистичного человека, не умеющего прощать и упивающегося своей властью над беззащитной жертвой. Сколько страха, сколько же мучений ты перенесла, зная, что муж может в любой момент прогнать тебя!

Мать энергично закивала:

— Все было хуже, чем ты можешь себе представить. Думаю, прояви я к тебе хоть чуть-чуть нежности, он мог бы причинить тебе зло. Я вынуждена была держать себя в руках, и через какое-то время эта привычка стала моей второй натурой.

Леди Хартвуд прикрыла ладонями лицо. Эдвард подошел к горящему камину.

— Возможно, вопреки мнению мистера Хоскинса, Джеймс не был не в своем уме, составляя завещание на смертном одре. Принуждая меня приехать в Брайтон, он тем самым оказал мне огромную услугу, сняв бремя с моих плеч. Я также благодарен и тебе, матушка, за твою откровенность. Я не надеюсь на твою любовь, слишком долго ты ненавидела меня. Но у меня теперь нет причин тебя ненавидеть, и это настоящий подарок. Надеюсь, что Джеймсу там, в могиле, стало легче. Ему удалось избавить всех нас от тяжкого груза, который оставил после себя Черный Невилл.