Элизабет Хойт - В объятиях графа

– Господи! – прорвалось из ее губ, больше гортанный звук, чем слово. Его крупное тело беспомощно сотрясалось, и он напрягся над ней.

Ее зрение разломилось на крошечные радуги, когда он снова ввел свою твердую плоть, потом снова и снова. У нее перехватило дыхание. Она хотела, чтобы этот момент никогда не заканчивался, они были связаны сейчас телом и душой.

Он резко и тяжело упал на нее, его грудь поднималась от глубоких вдохов. Она провела руками по его ягодицам, ее глаза по-прежнему были закрыты, пытаясь заставить продлиться интимный момент. О, как она хотела этого мужчину! Она хотела его сейчас, завтра и знала, что так будет всегда. Она хотела просыпаться с ним каждое утро, она хотела, засыпая, всегда слышать его голос.

Эдвард подвинулся и перевернулся на спину. Она почувствовала, как прохладный воздух коснулся ее влажной кожи. Худощавая рука притянула ее близко к его боку.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказал он.

Она почувствовала вес на своей груди и подняла лежащий там предмет. Это был «Принц-ворон». Сдерживая слезы, она погладила красную кожаную обложку, чувствуя извилины выдавленного пера под своими пальцами.

– Но, Эдвард, это же принадлежало твоей сестре, не так ли?

Он кивнул:

– А теперь это принадлежит тебе.

– Но…

– Тс-с. Я хочу, чтобы это оставалось у тебя.

Он поцеловал ее так нежно, что сердце наполнила теплота. Как могла она продолжать отрицать, что любит этого мужчину?

– Я думаю… – начала она.

– Тише, дорогая, мы поговорим утром, – сказал он хрипло.

Анна вздохнула и легла рядом с ним, вдыхая его приятный мужской аромат. Она не чувствовала себя такой отчаянно счастливой уже много лет. Возможно, даже не испытывала подобного счастья никогда в жизни.

Уже наступало утро.

На следующее утро Анне снился сон о черноглазом младенце, когда мужской голос засмеялся ей в ухо и разбудил ее.

– Я никогда не видел, чтобы кто-либо спал так крепко. – Губы прошлись от мочки ее уха к подбородку.

Она улыбнулась и хотела прижаться ближе, когда обнаружила, что рядом с ней нет теплого тела. Смущенная, она открыла глаза. Эдвард стоял рядом с кроватью уже одетый.

– Что?

– Я иду повидаться с Джерардом. Тс-с. – Он приложил палец к ее губам, прежде чем она смогла сказать что-либо. – Я вернусь так скоро, как только смогу. И мы займемся планами. – Он наклонился, чтобы подарить ей поцелуй, от которого ее мысли разбежались. – Не покидай мою кровать.

И он ушел прежде, чем она смогла ответить. Она вздохнула и перевернулась на другой бок. На следующий раз, когда она проснулась, горничная открывала занавеси.

Девушка обернулась, когда она потянулась:

– О, вы проснулись, мэм. Я принесла чай и свежие булочки.

Анна поблагодарила горничную и села к подносу. Она заметила сложенную записку, лежащую рядом с чайником.

– Что это?

Девушка посмотрела.

– Не знаю, мэм. Посыльный принес это к двери и сказал, что это для леди, которая сейчас здесь. – Она сделала реверанс и вышла.

Анна налила себе чашку чаю и взяла записку. Довольно грязная бумага была запечатана воском, но без какого-либо знака. Она воспользовалась ножом для масла, чтобы открыть ее, затем подняла чашку к губам, когда читала первую строчку.

Чашка задрожала у нее в руке.

Это была записка-шантаж.

Анна вперила взгляд в отвратительный клочок бумаги. Автор видел ее в «Гроте Афродиты» и знал, что она встречалась там с Эдвардом. В непристойных выражениях он угрожал рассказать семье Джерард. Она могла предотвратить это несчастье, придя в гостиную в «Гроте Афродиты» сегодня вечером в девять часов. Ей велели принести сто фунтов, спрятанных в муфту. Анна отложила в сторону послание и созерцала свой остывающий чаи и умирающие мечты. Всего несколько мгновений назад счастье казалось таким близким. Она почти схватила его рукой, почти держала его трепещущие крылья. Затем оно вырвалось и улетело, и она осталась с пустым воздухом в ладони.

Слеза скатилась по ее щеке на поднос с завтраком.

Даже будь у нее сто фунтов стерлингов – а их у нее не было, – что удержало бы шантажиста от того, чтобы потребовать ту же сумму снова? И снова? Он мог даже повысить цену своего молчания. Если ей предстояло стать графиней Свартингэм, она стала бы основной мишенью. И едва ли имело значение, что Эдвард в настоящий момент разрывал свою помолвку с мисс Джерард. Она будет опозорена, если остальное общество узнает о ее визитах в «Грот Афродиты».

Хуже того, Эдвард станет настаивать на женитьбе на ней в любом случае, несмотря на скандал. Она принесет позор и несчастье Эдварду и его имени. Имени, которое так много значило для него. Для нее было невозможно разрушить его таким образом. Оставался только один выход. Она должна покинуть Лондон и Эдварда. Сейчас же, пока он не вернулся.

Она не знала другого способа защитить его.

– Вы отказываетесь от моей дочери ради… э-э… – Лицо сэра Ричарда потемнело до опасного красновато-коричневого оттенка. Он выглядел так, словно находился в шаге от апоплексического удара.

– Вдовы из Литтл-Бэттлфорда. – Эдвард закончил предложение, пока другой мужчина не нашел менее подходящего определения для Анны. – Да, сэр.

Двое мужчин сошлись в кабинете сэра Ричарда.

Комната пропахла затхлым запахом табака. Стены, уже грязно-коричневого цвета, казались еще более тусклыми от полосок сажи, которые начинались посреди стен и исчезали во мраке где-то под потолком. Единственная картина маслом, висящая немного криво над каминной полкой, изображала сцену охоты с белыми и желто-коричневыми собаками, загоняющими зайца. Плоские черные глаза зайца, который через несколько секунд неизбежно будет разорван на части, были удивительно спокойны. На столе два высоких граненых бокала стояли наполовину наполненные тем, что, несомненно, являлось превосходным бренди.