Осип Назарук - Роксолана: Королева Востока

В свете солнца тихо простиралось широкое побережье Красного моря. Ноги верблюдов утопали в его сыпучем песке, но, несмотря на это, их шаг был еле слышен.

Старый проводник, бедуин в длинном белом бурнусе, что ехал около султанши Эль Хюррем, приложил руку ко лбу и к сердцу и сказал:

– Эти высокие финиковые пальмы, этот тамариск с листьями и цветами как у роз красными, эти акации, чьи пни как бронза, а шипы как серебро указывают на то, что недалеко отсюда находятся источники Моисея, о великая хатун!

– Холодные или теплые?

– Горячие, о хатун! Но в них можно держать руку. Вода в них лишь слегка солоновата, но в некоторых так горька, что ее невозможно пить. Эти источники укрыты среди кустов и диких пальм, о хатун!

Внимание султанши обратил на себя невысокий бархан, примечательный тем, что на его вершине будто блестела сажалка с водой. Султанша подъехала к нему на своем верблюде и, подъехав ближе, спустилась на землю и скорее пошла к воде. Она минуту смотрела на нее, затем наклонилась и запустила руки в источник до того, как проводник успел взобраться наверх.

Она неожиданно вскрикнула и мигом отдернула руки. Их стали жалить водные насекомые.

– Не бойся, о хатун, – сказал араб. – Ты кричишь больше от неожиданности, чем от укусов. Они не опасны.

Говоря так, он сам засунул обе руки по локоть в воду и начал доставать ил, черный, как чернила, и стал вымывать из него ракушки. Из таких ракушек состоял целый удивительный бархан недалеко от источников Моисея, около Синайских гор.

Когда они снова поехали по старинной дороге фараонов, которой Израиль шел за многие века до этого, старый араб сказал могущественной султанше, указывая на бархан из ракушек:

– Каждому творению предназначил Аллах его дело. Нет в Его глазах ни больших, ни меньших дел. Меткуб!..

Султанше Эль-Хюррем вспомнился ее учитель Абдулла, который в Кафе рассказывал ей то, что предсказано.

Они ехали дальше по дороге фараонов. Куски острого кремния и, очевидно, человеческой рукой сделанные орудия, наконечники стрел, напоминающие ножи, лежали на всем пути в песках. Они долго ехали.

Жара усиливалась, так как наступал полдень. Верблюд султанши, до этого упорно крутивший носом, когда она давала ему сухие, как порох, травы пустыни, теперь начал есть их, как деликатесы; засохшие плоды их, напоминавшие очень мелкие апельсины, валялись вдоль всей дороги фараонов среди листьев, похожих на виноградные.

Как только село солнце, караван встал, и арабы-проводники приготовили белое мясо пустынных ящериц, которое не могла есть жена падишаха. Так что ей дали дикий мед и сладкие финики.

Снова наступил день, но он не способствовал продвижению по пустыне. То с востока, то с юга дул ветер – такой горячий, что казалось, будто кто-то раздувал огромным мехом угли. Небо стало желтым, как сера. С каждым горячим дуновением воздух темнел и караван брел будто в сумраке.

Невыносимая жажда начала мучить людей и животных. Бедуин, что постоянно ехал около султанши, достал и подал ей для жевания затвердевшую смолу, которую дает арабская акация.

Страшная жара длилась весь день до самого вечера. А когда, наконец, «ветер из ада» утих, была уже ночь. Даже сильные были утомлены так, что сразу не могли снять седла с верблюдов.

Все бедуины смотрели на султаншу Мисафир, что все время ехала на верблюде, как настоящая арабка. Она не разу не приказала каравану остановиться, хотя была дочерью далекой страны на севере, где солнце только тогда светит ярко, когда на него смотрят. Ее примеру старались следовать и солдаты падишаха, хотя и не одному из них делалось по пути плохо – болело сердце, а язык пересыхал.

Не третий день дорога фараонов превратилась уже в почти бездорожье, каменистую тропинку. Длинной цепью растянулся по ней караван султанши, идя к горе Купелей фараонов.

Густой пар и сейчас поднимается из горячих источников на этой горе, в которых испокон веков кипят сода, известь, соль и сера. Там можно погибнуть от жажды из-за полного отсутствия питьевой воды.

Словно горячая печь, окружила караван узкая безводная долина. Одинокую же тропу еще сильнее сужали с двух сторон острые каменные выступы высоких горных отрогов из красного, желтого и черного камня.

Караван с трудом начал подниматься на гору Вади-Будру. Огромные скалы бурого, красного и зеленого гранита, словно крыши башен, возносились до неба. Они смотрелись как постройки великанов, ибо великанские каменные блоки проглядывали будто установленные один на другой. Огромные кучи и длинные полосы шлака, выжженного вулканическим огнем, тянулись по всей колоссальной гранитной плите. Между ними тут и там словно горел яркий как кирпич красный порфир.

Утомленный, шел караван султанши по тропе на самом краю пропасти, через старинный переход, где даже самое легкое дуновение ветра вызывает лютый холод.

В полдень четвертого дня караван дошел до славных копей Маггара, где уже пять тысяч лет тому назад египетские фараоны добывали медь и малахит, и откуда их слуги привозили дорогую бирюзу для царских сокровищниц Мемфиса.

Здесь продвижение было остановлено, ибо султанша хотела осмотреть старинные шахты. Они с неимоверным трудом были выкопаны в невероятно твердой блестящей гранитной пещере и были чем дальше, тем уже. Искусственные каменные колонны обеспечивали работникам защиту от обвалов в опасных местах, где гранит потрескался. Также было видно еще следы долота и иных орудий древних рудокопов Египта среди сине-зеленых жилок бирюзы в прочных стенах пещеры, где они прятали свой блеск и цвет.

Вся долина была покрыта ужасно однообразными кусками кирпича, докрасна выжженными и оживляемыми только коптскими, греческими и арабскими надписями, вырезанными в больших пещерах. Она долго вчитывалась в них и даже выписала старинную мудрость о том, что пчела собирает мед там, где найдет его.

На западе маячила пустая, голая горная гряда Джебель-Мока-теб. Ни на ней, ни под ней не было даже самого чахлого куста тамариска, ни стебля, ни моха, ни травинки. Только царица одиночество и ее дочь тишина правили здесь безраздельно и на величественной и странной горе-пирамиде, называемой Джебель-Сербаль. Эта священная гора закона евреев и всех народов, что приняли веру Божью в Спасителя из рода Давида, сына Девы Марии.

Стройная и словно застывшая в бесконечном одиночестве и молчании, стояла святая гора Моисея, названная Синайской, или Горой Божественных заповедей. Величественная, молчаливая, словно белая, пять раз сложенная вуаль, самая дорогая из существующих на земле. А под ней Черные горы, что несколько ниже, и далекий оазис Фирана. Отвесная, застывая в своем величии, возвышается священная гора Моисея. А от нее до Рас-Магомета на южной оконечности полуострова отвесными расселинами блестят испокон веков массивные горы из порфира и разного другого камня, то красного, словно мясо, то зеленого, как трава, то черного, как уголь. И так они массами тянутся до Красного моря, обрываясь в воде…