Карен Хокинс - Лэрд, который меня любил

В этот вечер, когда она вошла в комнату и встретилась с ним глазами, она почувствовала ответную искру в глубине его души, испытала порыв отбросить осторожность и броситься в его объятья. Обвить руками его тёплую кожу, коснуться восхитительной линии его живота и поцеловать его жарким безумным поцелуем, пока он не вздрогнет, прижавшись к ней.

Проблема лишь в том, что этого было бы недостаточно. Она хотела его всего — или ничего. И когда она опять посмотрела в темноту ночи, из её глаз снова полились слёзы. Потому что именно это она и получила — ничего.

Кейтлин прижалась лбом к холодному стеклу окна своей спальни. Снаружи огни дома отражались на свежем снегу. Англию полностью занесло, и это, казалось, никогда не прекратится.

Её сестра Мэри постучала в дверь и вошла:

— Я принесла тебе горячего молока. Я подумала, что это может помочь тебе уснуть.

— Со мной всё в порядке, спасибо.

— Нет, не в порядке. Моя комната прямо под твоей, и я слышу, как ты всю ночь ходишь из угла в угол. — Мэри протянула Кейтлин дымящуюся кружку. — На, выпей.

Кейтлин послушно сделала, что ей сказали, хотя ей совершенно этого не хотелось.

Мэри поправила шаль поверх своего пеньюара и подошла к креслу возле камина:

— Этот снег когда — нибудь кончится? Уже два дня идёт без остановки.

— Всё лучше, чем дождь, который шёл всю прошлую неделю.

Мэри скорчила гримасу:

— Дождь, снег — как я от всего этого устала!

Кейтлин вздохнула, и от её дыхания сырое окно запотело кружочком, а она всё наблюдала, как снежинки медленно падают вниз:

— Поначалу это было красиво.

— Это и сейчас красиво, просто нам больше не надо. Папа говорит, что нам снова придётся лопатами разгребать дорожки, если так будет продолжаться. — Мэри передёрнуло. — Мне бы хотелось, чтобы они с мамой никуда не ездили по такой погоде, но кто же мог предположить, что тётя Лавиния на самом деле не выдержит сердечных колик? Она ведь раньше годами на них жаловалась.

— Я рада, что она выздоравливает. Мама очень привязана к своей сестре.

— Как и мы все, — согласилась Мэри.

Холодный ветер засвистел за стеклом, и Кейтлин поёжилась. Она прикрыла шторы наполовину и, подойдя к камину, свернулась в клубочек в кресле напротив сестры.

Тёмно — карие глаза Мэри продолжали задумчиво вглядываться в Кейтлин:

— Ты закончила сумочку, которую шила?

— Нет.

— А книжку про похищенную богатую наследницу, которую тебе дал Уильям, прочитала?

— Нет.

Мэри кивнула головой, как будто это её не удивило:

— Полагаю, что ты также не плела кружева, не вышивала, не…

— Я сегодня вообще ничего не делала, — оборвала её Кейтлин.

— Мы все о тебе очень беспокоимся.

— Почему?

— Потому что ты вообще ничем не занимаешься, а только слоняешься по дому без дела. Ты даже почти не ешь.

— Со мной всё в полном порядке. Это из — за погоды.

Мэри подняла брови:

— А я думаю, это из — за МакЛина.

Кейтлин закрыла глаза и в очередной раз пожалела о том, что всё рассказала своей сестре, но она просто должна была хоть с кем — нибудь поделиться. Естественно, она не стала рассказывать ей все подробности — некоторые были слишком личные и болезненные, чтобы говорить о них вслух. Тем не менее, Мэри было известно достаточно, а то, что она не знала, она вполне могла додумать.

— Мэри, не надо.

Мэри вздохнула:

— Я знаю, знаю. Просто я… — Она насупилась: — Кейтлин, ты должна быть честна сама с собой. Тебе не было бы так плохо, если бы …

— Если бы что? — спросила Кейтлин вызывающим тоном.

Поколебавшись немного, Мэри ответила тихим голосом:

— Если бы ты не была в него влюблена.

Сердце Кейтлин забилось так сильно, что даже стало больно в груди.

Мэри вздохнула:

— Я просто подумала… Извини. Я не хотела совать нос в твои дела. Я уверена, что со временем ты сама разберёшься в своих чувствах. Может, тогда у тебя появится желание поговорить.

— Конечно, да. Спасибо тебе, Мэри. — Опять навернулись слёзы, и Кейтлин поспешила глотнуть молока.

Мэри поднялась и крепко обняла Кейтлин:

— Вот и славно. Поспи хорошенько.

Дверь закрылась, и одновременно с щелчком задвижки на Кейтлин хлынули эмоции — и хорошие, и плохие.

Она любила Александра МакЛина глубоко и страстно, всем своим существом. Сквозь пелену слёз она с трудом нашла кровать, бросилась на неё и разрыдалась.

Когда в конце концов плакать сил не осталось, Кейтлин поднялась, умылась, переоделась в ночнушку и погасила все лампы. Затем она забралась обратно в кровать и пролежала так долго — долго, мечтая об одном — перестать думать, перестать чувствовать.

В конечном счёте она всё — таки заснула, но только для того, чтобы в то же мгновение быть разбуженной стуком ветки по стеклу.

Она сонно нахмурилась. Это была никакая не ветка. Звук был скорее как от гальки или от камешка.

Щёлк! Щёлк!… Щёлк! Щёлк! Щёлк!

Она отбросила в сторону одеяла и свесила ноги с кровати. Опять что ли заперли дом, забыв одного из её братьев снаружи? Обычно они стучали в окно Уильяма на первом этаже, но, может быть, он спал так крепко, что ничего не слышал. Она подхватила халат со спинки кровати и стала искать тапочки.

Трах! Стекло разбилось и посыпалось на пол вместе с камешком, влетевшим в комнату, впустив за собой пронизывающий ледяной ветер.

— Ради всего… — Кейтлин запахнула плотнее халат, всунула ноги в полусапожки и побежала через комнату. Сапожки хрустели по разбитому стеклу. Она распахнула створки и выглянула наружу.

Ветер закрутил её волосы и закачал дерево около её окна. Внизу снег был разворошен подобно океанским волнам. И там, точно под её окном, в чёрном плаще, закручивающемся вокруг широких плеч и ног в сапогах, стоял мужчина её мечты.

Её сердце глухо стукнуло, ладони стали влажными. Неужели он был здесь, чтобы сделать ей признание? Неужели он понял, что без неё жизнь его пуста?

Александр медленно повернулся, и она смогла разглядеть выражение его лица. Он улыбался, но улыбался вовсе не с любовью, а… сердито!

— Ты обута? — спросил он.

— Тс — с–с! — она оглянулась через плечо, надеясь, что Мэри не ворвётся в комнату.

— Не буду я тс — с–с! — возразил он, понизив голос до громкого шёпота. — Ты обулась? Там на полу повсюду осколки стекла и…

— Да, я в обуви, — огрызнулась она в ответ.

Его лицо было таким суровым, голос таким неприветливым, что её радостное предвкушение улетучилось.