Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен - На руинах «Колдовства»

Он заставил ее замолчать, нежно прижав распухшие губы к ее губам.

— Ты услышишь, наконец, что я говорю, невозможная женщина? То, что было между мной и Элен, просто удовлетворяло наши нужды одно время, но это не было любовью. Я не знал, что любовь существует, пока не нашел тебя. Я выполню обещание, данное Филиппу, присмотрю за ней, она получит мою дружбу. Не больше. — Его губы изогнулись в ухмылке. — Ну, может быть, я позволю ей быть крестной матерью одного из наших детей.

— О, ты — чудовище!

Он обнял ее:

— Моя дорогая Симона, послушай меня. Мы могли бы жить на Севере. Я могу вести свои дела из Огайо, где живут многие мои клиенты, а мой агент работал бы в Новом Орлеане. Но я этого не хочу.

— И я тоже!

— А что ты хочешь, любимая?

— Чтобы ты оставил меня. Пожалуйста, уходи. Ты мог утонуть!

Он снова поцеловал ее очень ласково, и понимающе сказал:

— Отдохни пока. Мы поговорим позже.

Когда она снова открыла глаза, в ее каюте было двое: мужчина в темном сюртуке и кожаных брюках и женщина в накрахмаленном белом чепце и длинном белом фартуке под темным плащом.

— Я доктор Бартон, а это сестра Хобсон. Маршаль сейчас разговаривает с вашим женихом, а потом хотел бы увидеться с вами. Как вы себя чувствуете?

«Он мне не жених!» — воскликнула мысленно Симона, а вслух сказала:

— Вас прислал месье Бруно?

— Капитан Эдмондс уполномочил меня обследовать ваши ушибы и посоветовал маршалю выяснить у вас, как вы их получили.

Доктор ощупал шишку на ее голове.

— Больно?

— Очень.

— Я советую вам не вставать с постели и не садиться, пока шишка не пройдет. Я договорился с капитаном Эдмондсом. Сестра Хобсон останется с вами на несколько дней, чтобы проследить, как вы выполните мои назначения. Вы сможете сейчас поговорить с маршалем?

— Да.

Симона решила не лгать маршалю.

Маршаль вошел через несколько минут. Дородный мужчина в синей форме с золоченой звездой на груди. Доктор сказал:

— Пожалуйста ограничьте свой визит несколькими минутами.

Маршаль кивнул и подошел к Симоне. Он внимательно посмотрел на ее синяки, и она сжалась от мысли, как, должно быть, безобразно выглядит, но его лицо осталось невозмутимым.

— Мисс Арчер, я должен задать вам несколько вопросов и надеюсь, что они не огорчат вас. Вы знаете человека, который ударил вас?

— Я видела его раньше, месье.

— Где?

— Он приезжал на плантацию моего отца, когда искал беглую рабыню месье Бруно, и, когда ему не дали разрешения обыскать хижины рабов, он избил хлыстом нашего надсмотрщика, серьезно ранив его. Мой отец приказал ему покинуть нашу плантацию.

— Он нашел рабыню?

— Нет.

— Как вы думаете, он затаил злобу? Не поэтому ли он напал на вас?

— Я стояла между ним и месье Бруно. Я думаю, он сшиб меня с ног, чтобы добраться до месье.

— Вы потеряли сознание?

— Да.

— Значит, вы не видели, что произошло потом?

— Когда я пришла в себя, они дрались, и я думаю, что месье Бруно мог быть убит. Я видела, как он нанес удар, от которого надсмотрщик свалился за борт, и потом месье сказал, что этот человек не умеет плавать, и прыгнул за ним.

— А что случилось потом?

— Я позвала на помощь и… я думаю, что снова потеряла сознание. Я очнулась в своей каюте.

— Благодарю вас, мисс Арчер. До свидания, доктор.

Симону оставили с медсестрой.

— У вас ужасно спутались волосы. Хотите, я расчешу их? Я постараюсь не причинить вам боль.

— О, пожалуйста, — благодарно сказала Симона. Она не солгала маршалю, но и не сказала ему всей правды. После того как сестра умыла ее поврежденное лицо, Симона снова заснула.

Через три дня Симона встала, но ей все еще носили еду в каюту. Она не хотела показываться перед пассажирами. Вдруг на борту остались те, кто видел, как она сходила с парохода в Батон-Руже?

Она не видела Ариста в эти дни, и у нее болела душа. Капитан Эдмондс несколько раз уверял ее, что Арист отдыхает и приходит в себя после тяжкого испытания, но Симона ужасно скучала по нему.

Когда сестра Хобсон сошла с «Цыганской Королевы» в Уилинге, чтобы вернуться на другом пароходе в Падьюку, Арист пришел в ее каюту. Ранка на рту затянулась, синяки на подбородке и вокруг глаза пожелтели, и от его улыбки ее сердце забилось так же сильно, как когда она увидела его впервые. Казалось, он занял собой всю каюту.

Его лицо было очень серьезным.

— Симона, любовь моя. Я много думал в эти дни, пока ты выздоравливала. Я хочу рассказать тебе, почему я уволил Пикенза.

— Да?

— Сядь, пожалуйста.

Сам он не сел и зашагал по каюте. Он рассказал ей о девушке из Вирджинии, которую заклеймил ее хозяин, и о том, как это разгневало его, и как он узнал, что на самом деле произошло с Милу.

Симона молча слушала.

— Кажется, что мы по разные стороны политического и общественного спора…

— Я вижу это как нравственный спор!

— Да, — согласился он. — Но, может быть, мы не так далеки друг от друга. Я не заинтересован в сохранении рабства. Ты была права, когда назвала его варварским пережитком, недостойным нашей страны. Но я бы хотел сохранить наше правительство. Я бы хотел предотвратить войну, которая разрушит все, что мы имеем и любим. Я не знаю, возможно ли это, но я хочу вернуться в Бельфлер и работать до последней возможности. — Он раскрыл ей свои объятия. — Я люблю тебя, Симона. Ты поедешь со мной?

Симона бросилась к нему, и Арист обнял ее, прижимая к своей сильной груди. Она хотела слиться с ним, но обручи ее кринолина стояли между ними.

Весь гнев, охвативший Симону, когда он прыгнул в реку, растворился в его объятиях. Она пришла в бешенство, потому что он рисковал своей жизнью, а она не смогла бы жить без него. В его руках Симона чувствовала радость, окрашенную печалью будущих испытаний.

Арист на секунду оторвался от нее и взглянул в ее лицо:

— Из тебя еще получится прекрасная новобрачная, а я все еще слегка желтоват. Может, мы будем выглядеть прилично на нашей свадьбе в конце концов?

— Ты еще одержим этой иллюзией? — спросила она, вспыхнув от удовольствия, что он не передумал.

Он снова притянул ее к себе, и его губы нашли ее рот. Она положила ладонь на его грудь и почувствовала, как сильно бьется его сердце.

— Ты не разделяешь мою иллюзию? — прошептал он. — Она такая чудесная.

— А если меня арестуют, когда мы вернемся в Новый Орлеан?

— Никто не посмеет арестовать мою жену.

Симона неуверенно засмеялась:

— Еще одна высокомерная иллюзия.

— Вовсе нет. Какие у них доказательства? Только слухи, и те наверняка поддерживала Элен от ревности. Я думаю, что вести о нашей свадьбе покончат с ними.