Элоиза Джеймс - Укрощение герцога

Рейф прогуливался по сцене с удивительным самообладанием. Все, что ему требовалось, – это пройти сквозь испытание представлением «Модника» в конце недели, выпихнуть гостей из дома, а потом сообщить Имоджин, что она выходит за него замуж.

«Я никогда…» – слышал он ее нежный голос, и воспоминание о ней заставило его замереть там, где он стоял на сцене.

– Мистер Доримант, мистер Медли, – сказала мисс Питен-Адамс.

– Здесь!

– Если вам угодно, мы сейчас начнем.

Рейф опустился на стул перед туалетным столиком, заимствованным из зеленой комнаты на третьем этаже. Мисс Питен-Адамс втолкнула мистера Медли, иначе именуемого Гейбом, в пространство рядом с ним. Рейф должен был сидеть возле столика, лениво перелистывая книгу, пока его друг мистер Медли раскинулся на стуле.

Гейбу не очень удавалось раскинуться, и Рейф мог бы сказать об этом мисс Питен-Адамс. Двумя минутами позже он был вправе сообщить всему миру, что из Гейба получается никудышный актер. Он говорил как ученый, когда должен был играть повесу и распутника. Это выглядело нелепо и смешно. Рейф забавлялся мыслью о том, как бы он сам сыграл мистера Медли. В конце концов, ему ведь удалось говорить голосом Гейба.

– Нет, нет, – остановила их мисс Питен-Адамс страдальческим тоном уже в сороковой раз. – Мистер Спенсер, право же, вам надо расслабиться.

Рейф смотрел на них прищурившись. Гейб улыбался мисс Питен-Адамс, смеялся… они… этого не могло быть! Если бы Имоджин только увидела, каким взглядом обменялись эти двое, она бы решила, что Гейб и в самом деле Доримант – спит с Белиндой и ухаживает за другой юной леди. Или она бы мгновенно догадалась, что он, Рейф, ввел ее в заблуждение.

А он еще не был готов сказать ей все.

Внезапно он понял, что должен заняться с ней любовью еще… раз или два. Этого будет достаточно, чтобы быть совершенно уверенным – она ему не откажет, когда узнает, кто скрывался под накладными усами.

Мисс Питен-Адамс убежала потолковать с Гризелдой, у которой возник вопрос по поводу третьего акта, бросив через плечо Рейфу и Гейбу, чтобы они попрактиковались.

– Пожалуйста, научите вашего брата расслабляться, – сказала она Рейфу.

– Расслабься, – проскрежетал Рейф, а потом наклонился к нему и потянул Гейба за рукав. – Какого черта ты так улыбаешься мисс Питен-Адамс?

Гейб не стал притворяться, что не понял его.

– Я собираюсь жениться на ней, – ответил он просто. – Хотя мне и не следовало бы…

Рейф перебил его:

– Ты не должен тут расхаживать с глупым видом и смотреть на нее так! Имоджин может тебя увидеть!

Гейб воззрился на него.

– Да, я все еще ношу эти усы, – прошипел Рейф. – А это значит, дорогой братец, что ты вовлечен в любовную связь и в то же время ухаживаешь за мисс Питен-Адамс! Если бы ты не был таким ужасным актером, я бы сказал, что это ты Доримант, а не я.

– Ах, но ведь на самом-то деле Доримант ты, – заметил Гейб. – Ведь любовная связь у тебя. И ты в то же время ухаживаешь за юной леди. Если Имоджин не узнает, что является объектом внимания особого рода, едва ли будет вежливо с моей стороны рассказать ей об этом.

– Именно так! Поэтому ты должен перестать смотреть на нашу руководительницу в делах театра с таким глупым видом.

– Я сделаю все возможное, – спокойно ответил Гейб. – Не хочешь ли пробежать всю сцену до конца?

– Нет. Я знаю пьесу, и никакие усилия не помогут тебе превратить профессора, маскирующегося под повесу, в этого самого повесу.

– В то время как ты остаешься повесой, маскирующимся под профессора?

Рейф хмуро посмотрел на него:

– И когда ты намерен представить ей разгадку своей шарады?

Мисс Питен-Адамс снова запорхала по сцене и приблизилась к ним. Рейф чуть не застонал вслух. Для Гейба было слишком обременительно держать свои тайны при себе. В его глазах можно было прочесть все, и, более того, мисс Питен-Адамс каждый раз краснела, бросая на него взгляд.

– Это не шарада, – ответил он Гейбу, когда мисс Питен-Адамс снова кто-то позвал и она упорхнула. – Я скажу ей, и это будет скоро.

– А почему не немедленно?

Рейф открыл рот и не сказал ничего. Он не мог ей сказать. Неужели Гейб не понимал этого? Пока еще она недостаточно погрузилась в их любовную связь, чтобы увидеть, кто… он и кем был.

– Я еще не готов, – ответил он кратко.

– Ты опасаешься, что она откажется выйти за тебя замуж?

– Любая здравомыслящая женщина так бы и сделала.

Бровь Гейба взметнулась вверх.

– За герцога, владеющего имением и…

– Имоджин знает меня. Она видела меня пьяным не один раз. Ей точно известно, что я жалкий герцог, одно только название.

Мисс Питен-Адамс метнулась к ним, и они кое-как справились со вторым актом и продолжали бубнить пьесу. Рейф не сомневался насчет успеха пьесы. Он был уверен, что представление будет чем-то замечательным. Актриса Гейба, Лоретта Хоз, была блестящей исполнительницей. Как только она появлялась на сцене, пьеса обретала вдохновение и полет.

Через час или около того появилась Имоджин и стала извиняться за опоздание. Чуть позже Рейф должен был сказать, что обмен колкостями между Доримантом (то есть им самим) и дерзкой молодой леди (то есть Имоджин) прошел вполне благополучно.

Мисс Питен-Адамс казалась счастливой. Стемнело, прежде чем они закончили репетицию, и она выглядела возбужденной, раскрасневшейся и измученной, но торжествующей.

Гейб повернулся к Рейфу, когда актеры уходили со сцены:

– Тебе очень хорошо удается играть не того, кто ты есть. Любой сочтет, что у тебя богатая практика в деле любви.

Рейф смотрел на него прищурясь. Похоже, в последнее время он слишком часто подумывал о братоубийстве.

– Это было совершенно изумительно, – объявила мать мисс Питен-Адамс с переднего ряда, где она весь день занималась вязанием. – Вы играете гораздо лучше, чем представляли эту шекспировскую белиберду в прошлом сезоне в театре леди Бедфордшир.

Конечно, мисс Питен-Адамс не смогла удержаться от улыбки, адресованной Гейбу, когда услышала это суждение, но, к счастью, Рейф уже завладел вниманием Имоджин, заставил ее повернуться к двери и увел из комнаты, прежде чем она что-нибудь заметила.

Театр ломился от публики, от гостей, прибывших из Лондона и соседних графств. Они гудели, как рой самодовольных мух, и гораздо больше интересовались тем, кто не получил приглашения, чем самим представлением.

– Кто эта молодая актриса? – спросила леди Блехшмидт свою собеседницу миссис Фулдженс. – Та самая рыжеволосая крошка, что так замечательно сыграла леди Макбет в прошлом году в театре «Олимпик»?

– Нет, я думаю, она новенькая, – ответила миссис Фулдженс. – Все говорят, что ее открыл Холбрук, что бы это ни значило.