Шерри Томас - Любовь против правил

Как он жил?

— Не могу пожаловаться. — Он пожал плечами.

Взгляд Изабелл изменился и стал слегка насмешливым. В уголках рта играла улыбка. Как хорошо он помнил это выражение на ее лице — она собиралась сказать что-то «выходящее за рамки».

— Я слышала, вы пользуетесь большим успехом у дам.

Фиц опустил глаза. Из них двоих он всегда был более скромным.

— Это лишь способ провести время.

Встретиться и забыть.

— Значит, леди Фицхью очень благоразумная и понимающая особа.

— Она всегда отличалась здравомыслием.

— Когда я еще жила в Индии, доносились слухи, что вы с ней отлично ладите. Я просто не могла в это поверить. Но, полагаю, это правда.

Наконец-то они подошли к этому. К вопросу о его женитьбе. Лицо Изабелл помрачнело, она уподобилась человеку, взирающему на могилу друга.

— Для того, кто не имел права голоса в этом вопросе, — сказал он, — мне крупно повезло с женой.

— Значит… вы довольны, что женились на ней?

На этот раз он не отвел взгляд.

— Я этого не утверждаю. Вы знаете, что я готов был проползти по битому стеклу, чтобы жениться на вас, если бы обстоятельства сложились иначе.

— Да, — сказала она срывающимся голосом. — Помню.

Парадная дверь дома открылась, и донеслись звуки оживленного говора детей с последующим «шшш» от их няни.

— Прошу извинить меня. Я скоро, — сказала Изабелл. Она покинула гостиную и тут же вернулась с мальчиком и девочкой. — Позвольте представить вам Гиацинту и Александра Энглвуд. Дети, это лорд Фицхью, старинный друг дяди Пели и мамы.

Гиацинте было семь, Александр на год моложе. Оба были красивы, оба похожи на мать. Внезапно у Фица перехватило дыхание. Если бы все сложилось иначе, это могли бы быть его дети. И они не смотрели бы сейчас на него с хмурым любопытством и настороженностью, а бросились бы к нему с распростертыми объятиями, широко улыбаясь.

Они оставались рядом всего минуту, а затем покинули гостиную и удалились со своей гувернанткой. Изабелл задержалась ненадолго у двери, провожая их взглядом.

— Они так быстро растут.

Фиц сглотнул комок, внезапно подкативший к горлу.

— Вам всегда нравились имена Гиацинт и Александр.

— Да, верно. Гиацинт и Александр Фицхью, — прошептала она, и слезы подступили к ее глазам.

Изабелл снова села. Солнечные лучи заливали комнату сквозь раздвинутые занавески, вспыхивая искрами в золотом узоре блюдец. Она принялась вертеть чашку на блюдце, снова и снова. Изабелл никогда не могла долго оставаться в покое.

А затем она посмотрела на него, отважная, решительная Изабелл, какой он всегда ее помнил.

— Неужели уже слишком поздно вернуть себе часть того, что мы могли бы иметь?

Как будто нужно было его спрашивать. Как будто он не думал о том же самом все время, с тех пор как получил ее первое письмо. Как будто он не готов был ухватиться за этот исключительный, бесценный второй шанс обеими руками и больше никогда его не упускать.

— Нет, — сказал он. — Еще не слишком поздно.

1888 год

Две недели спустя после званого обеда поверенные с обеих сторон еще раз уселись за стол переговоров. Но хотя новый граф вынужден был склонить голову перед требованиями, предъявляемыми к нему его положением, цена, которую он запросил за свою капитуляцию, была высока, как гора Маттерхорн.

Таково уж воздействие юности и красоты, что мистер Грейвз лишь слегка посетовал по поводу необходимости платить вдвое за этого графа. Переговоры завершились быстро, и Милли снова была помолвлена.

Все это время она не получала никаких вестей от лорда Фицхью. Не было ни записок, ни цветов, ни обручальных колец. Ссылаясь на занятость, он отклонил приглашение на второй званый обед у Грейвзов. На четвертое июня, самый большой праздник в Итоне, когда все родственники и друзья учащихся стекаются в школу, Грейвзы не получили ни единого приглашения на торжества.

И почему бы он должен был вести себя иначе? На месте лорда Фицхью Милли тоже бы бурно веселилась, наслаждаясь последними днями свободы, и не стала бы тратить ни одной драгоценной секунды на тех, к кому вскоре будет прикована на всю оставшуюся жизнь.

Но понимание причин его холодности и отстраненности только ухудшало положение дел. Когда Милли не страдала от горя, ее переполнял стыд. Для будущего мужа она всегда будет символизировать все непривлекательное, что сопутствует совершеннолетию, — сокрушительное бремя долга, отсутствие выбора и ужасную необходимость отказаться от мечты, чтобы заплатить кредиторам.

Безразличие мистера Фицхью, однако, не помешало миссис Грейвз потащить Милли на крикетный стадион «Лордс» в день, когда встречались команды Итона и Харроу.

Крикет был популярной игрой, ею увлекались и молодые, и старые, и джентльмены, и простолюдины. Даже некоторые неравнодушные к такому зрелищу священники иногда присоединялись к своим прихожанам на воскресном послеполуденном матче. И конечно же, эта игра занимала важное место в жизни учащихся престижных школ.

Встреча команд Итона и Харроу на стадионе «Лордс», однако, была не совсем спортивным мероприятием. Или, вернее, спортивным, но также и поводом для всего общества устроить веселый пикник и провести целый день на свежем воздухе под ярким летним солнцем. И поскольку на стадион никаких приглашений не требовалось, это была также одна из немногих возможностей для людей просто богатых поприсутствовать среди титулованной знати.

По этой причине миссис Грейвз всегда начинала еще за несколько месяцев до знаменательного события планировать, как они с дочерью будут одеты. Но два года подряд им пришлось воздержаться. Сначала из-за смерти дедушки Милли со стороны матери, а второй раз из-за желудочного недомогания мистера Грейвза, нуждавшегося в нежной заботе жены и дочери.

В этом году, поскольку никто не испустил дух и даже не занемог, Милли оставалось только безучастно наблюдать, как миссис Грейвз с кипучим энтузиазмом готовится к выходу в свет.

В первый день матча их прекрасное ландо, багажник которого был загружен корзинками для пикника, еще до рассвета отправили в Сент-Джонс-Вуд, чтобы заранее занять место для почтенных леди рядом с игровым полем. Сами же леди покинули дом только в одиннадцать часов, одетые по последней моде в платья от самых дорогих парижских модисток.

Крикет их мало интересовал. Основная цель состояла в том, чтобы на других посмотреть и себя показать. А это лучше всего было сделать за ленчем.