Кара Эллиот - Рискни ради любви

Граф отступил на шаг, после чего несколько мгновений они осторожно кружили среди косых теней, отбрасываемых высокими шкафами. Тишину при этом нарушал лишь легкий скрип кожи, задевающей дерево.

— Итак, ты победил, — неожиданно сказал Орричетти, подняв руки. — Вот.

Он бросил тяжелую кувалду под ноги Джека.

Джек по опыту знал, что надо следить за каждым движением врага. Поэтому он успел заметить, что Орричетти схватил стакан со щелоком и швырнул его ему в голову.

Джек присел, стакан пролетел над ним и разбился о стену. Ослепляющая жидкость выплеснулась на пол, никому не причинив вреда.

Орричетти с яростным воплем схватил бочарную клепку и бросился на Джека, размахивая ею, как клюшкой.

Джек ударил графа по колену, отчего тот взвыл, попятился и упал на скамью.

Затем Орричетти поднялся и, озираясь по сторонам, начал искать глазами какой-нибудь другой предмет. Рубашка на нем порвалась, из разбитой губы капала кровь.

Джек встал на ноги и поднял с пола кинжал.

— Довольно, — сказал он.

— Нет! Никогда!

Граф в отчаянии схватил один из бочонков с гвоздями и занес его у себя над головой.

Черт! Джек обежал вокруг итальянца и попытался сзади схватить Орричетти за рубашку.

Но вес бочонка оказался слишком велик для графа. Закружившись на месте, он потерял равновесие, споткнулся и упал в расположенный на полу люк.

За леденящим душу воплем последовал тяжелый всплеск.

— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — проговорил Джек, глядя на огромный бак, полный горячей сосновой смолы.

На ее поверхности появилось несколько пузырьков, затем она словно закипела, но тут же успокоилась и снова стала абсолютно гладкой.

— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — повторил он.

Орричетти в полной мере овладел искусством — если это, конечно, можно назвать искусством — использования ботанических экстрактов в качестве смертельных ядов. Так что, возможно, это Минерва с ее безграничной мудростью свершила эдакое поэтическое правосудие, подумал Джек. Древние боги часто демонстрировали дьявольски мрачное чувство юмора, когда надо было наказать человеческие пороки.

Бросив последний взгляд на бак с горячей смолой, Джек отвернулся, внезапно ощутив боль от каждой ссадины, каждого синяка на своем теле. С улицы раздались громкие крики, шум приближающихся шагов. Отбросив со лба влажную прядь волос, Джек стал медленно спускаться вниз.

— Да здравствует герой-победитель!

Толкнув Марко локтем в бок, Алессандра бросилась навстречу Джеку.

— Если ты не убьешь моего кузена, я сама это сделаю, — прошептала она сквозь слезы. — Господи, как же я за тебя боялась! — Кончиками пальцев она прикоснулась к царапинам на его подбородке и к темнеющему на щеке синяку. — Ты ранен.

— Да нет, что ты, всего несколько ссадин да царапин. — Джек криво усмехнулся. — Возможно, сейчас я выгляжу не слишком-то хорошо, зато свою работу выполнил.

— Да ты самый красивый мужчина на свете, — прошептала Алессандра, прижимаясь губами к его губам.

У его губ был привкус соли и крови. Или еще чего-то, что она была не в состоянии описать словами. Закрыв глаза, Алессандра издала какой-то странный звук, застрявший у нее в горле.

— Amore[19], — проговорил Марко, демонстративно громко вздыхая.

— Гираделли… — Запустив пальцы в волосы Алессандры, Джек привлек ее к себе. — Иди к дьяволу.

— Пожалуй, я прогуляюсь только до чистилища — чистилища для моего земляка, — отозвался Марко. — Местный судья запер Беллазони в кабинете начальника порта: Утром я договорюсь о том, чтобы отправить его в Лондон, ну а оттуда его быстро спровадят к дьяволу. — Сардоническое выражение глаз Марко смягчилось, он улыбнулся. — Он больше не опасен для тебя, Алесса, — добавил Марко.

Несмотря на то что ей было так тепло в объятиях Джека, она слегка задрожала.

— На время, — сказала Алессандра.

— Не на время, а навсегда, — сказал кузен.

— Но ведь нет ни единого доказательства того, что он совершил преступление, — заметила Алессандра. — Разве только похищение человека, ребенка. Да, он угрожал убить Изабеллу, но он скажет, что этого не было, так что мое слово будет против его слова. И даже если мы сумеем раздобыть доказательство того, что он собирался — только собирался — украсть древний артефакт, судья сможет дать ему не больше нескольких лет.

— Он не будет держать ответ перед английским судом, — проговорил Марко. — Ты забываешь, что в Австрии нынче правят союзники короля Георга. Лорд Л кнели уже сказал, что планирует передать нашего узника их представителям в Лондоне. Беллазони ответит перед австрийским правосудием, а австрийцы едва ли простят ему убийство своих земляков. — Он посмотрел на Джека: — Что касается его сопровождающих.

— Орричетти уже ответил за свои грехи, — сказал Джек и сообщил, что произошло. — Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, — добавил он после минутной паузы. — Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…

Замолчав, он пожал плечами.

Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.

— Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, — сказала она наконец. — Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.

— Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.

Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.

В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.

— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал он.

Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется — он щекотал ей ухо.

— Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, — сказал он. — Иначе бы ему несдобровать.

— Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, — промолвила Алессандра.

— Надеюсь, это ты не обо мне?