Моника Маккарти - Ястреб

Он любил ее.

Господи, каким же слепым болваном он был! Сильные, запуганные эмоции, мощнейшее влечение, неодолимое стремление защитить — обладать. Вот почему он не мог забыть ее. Вот почему, несмотря на охвативший его гнев, он не мог насмотреться на нее, стоило ей войти в шатер. Он хотел жениться на ней не потому, что был обязан, а потому, что любил ее.

Как он мог допустить, что такое случилось?

Лучше спросить, как это могло не случиться.

Они прекрасно дополняли друг друга. Она обнаружила его серьезную сторону, а он заставил ее смеяться. Им обоим нравились приключения. Элли была первой женщиной, которую заинтересовало, что он думает. Которая сумела под внешней беззаботностью, за шутками и флиртом, разглядеть, каков он на самом деле. Наверное, это началось с того, как она в первый раз закатила глаза или впервые смерила его этим своим явно неодобрительным взглядом суровой няни. Или, может, все сводилось к чему-то совсем простому, вроде глубокомысленного заключения Доналла: она не желала мириться с его дерьмом.

Неправильно истолковав причину его удивления, Элли сказала:

— Не пытайся запугивать меня своими мускулами. Это не подействует. Неужели ты и вправду поверил, что я могла подумать, будто ты способен меня обидеть? — Она внимательно посмотрела на него в полутьме при слабом свете луны. — Хотя выглядишь ты как самый настоящий бандит.

Все еще ошеломленный своим открытием, Эрик прошелся пятерней по нечесаной шевелюре. Неужели он выглядит так ужасно?

— Последнее время как-то не получалось побриться.

— Я не говорю, что мне это не нравится, — поспешно сказала Элли. Несмотря на темноту, Эрик мог бы поклясться, что она покраснела. — Просто ты так выглядишь более опасным.

Эрик нахмурился, озадаченный ее замечанием. Элли произнесла его так, словно это было не так уж плохо.

— Прости, если я сделала тебе больно, — сказала она, прикусив губу. — Но ты меня очень разозлил.

— Мне знакомо это чувство, — ответил Эрик с кривой улыбкой. Он снова прошелся пальцами по волосам. — Господи, Элли, когда я увидел тебя в шатре и подумал об опасности, которой ты подверглась, придя туда, я страшно испугался, я… — Он пожал плечами. — Думаю, я вышел из себя.

— Да уж… — Она хмыкнула. — Я бы и сама предпочла не пробираться сюда таким образом. Но ведь больше никого не было. Я сделала то, что должна была сделать.

Потому что она любила его. Осознание того, что она подвергла себя опасности ради него, потрясло Эрика.

Элли смотрела ему в глаза, ожидая возражений.

— Дело не в том, что я не ценю то, что ты сделала, — сказал он. — Бог свидетель, Элли, ты сегодня спасла много жизней, а может быть, и корону. Но мне страшно, что ты впуталась в это дело.

Он увидел в полутьме, как голова ее поникла.

— Ты так и не простил мне того, что я сделала.

— Тут нечего было прощать. Это я виноват в том, что случилось.

— Надеюсь, это не доставило тебе слишком много проблем с Робертом. — Элли криво улыбнулась. — Я не могла не заметить напряженности в ваших отношениях.

— Чепуха, — ответил он.

— Конечно же, нет. — Элли знала, какое значение для него имеет верность долгу. — Я должна была сказать тебе. Я тебе полностью доверяла. Просто мне хотелось узнать…

Ее голос прервался.

— Узнать что?

Элли в смущении отвела взгляд. Эрик подумал, что она не собирается отвечать, но, в конце концов, она сказала:

— Я хотела узнать, нравлюсь ли я тебе сама по себе. Не потому, кто я есть, и не потому, что честь обязывает тебя на мне жениться.

У него сжалось сердце, когда он внезапно понял.

Она отказала ему не потому, что не любила его, а потому, что хотела, чтобы он ее любил. Он сделал ей предложение из соображений чести и долга, а она хотела чувств и любви.

— Моя мать всем сердцем любила моего отца, — сказала Элли. — И долгие годы пыталась добиться ответной любви. Но, в конце концов, это ее убило. Она умерла от лихорадки, но еще этим она долгое время была мертва внутри.

Эрик убрал выбившуюся прядь волос с ее щеки и заправил за ухо.

— Мне очень жаль, девочка.

Элли застыла, неправильно истолковав причину его сожалений.

— Я рассказала тебе об этом вовсе не для того, чтобы ты меня жалел, или потому, что мне что-то надо от тебя. Я просто подумала, что это поможет тебе понять, почему я поступила так, как поступила.

— Элли…

Он мог бы положить конец ее и своим страданиям прямо сейчас. Было так легко схватить ее в объятия и сказать ей, как сильно он ее любит. Сказать, что он не мыслит своего будущего без нее.

Он хотел этого больше всего на свете. Больше, чем когда-либо желал чего-нибудь в жизни. Эгоистично хотел. Для мужчины, который привык всегда получать то, что он хочет, привык к тому, что счастье всегда падает ему в руки, нетрудно было поддаться порыву.

Но он не мог себе этого позволить.

Когда он смотрел на нее, в его глазах было что-то, заставившее Элли сделать то, чего она поклялась себе не делать.

— Попроси меня остаться, — прошептала она.

Какое-то мгновение он колебался. Или, по крайней мере, она так подумала. Ей хотелось верить, что ее просьба вызвала у него некоторого рода внутреннюю борьбу, потому что внешне его лицо осталось невозмутимым.

Но потом он улыбнулся, и выражение его глаз сразу же изгнало всякую мысль о внутреннем смятении.

— Прости меня, малышка. Я не могу этого сделать.

Элли захлестнула волна невыносимой боли. Ну почему она это сказала? Зачем обнажила перед ним свое сердце? Чтобы он разбил его с улыбкой? Неужели ей нравится терпеть боль и унижение? Все это просто потому, что какое-то мгновение он смотрел на нее с такой нежностью, что она подумала…

Дура. Он ее не любил. Он ее жалел. Теперь она это поняла. Женщины постоянно падали к его ногам. К ее великому стыду, как оказалось, она ничем не отличалась от них.

Дважды она предлагала ему свое сердце, и оба раза он отказался его принять. Довольно.

Элли резко отстранилась от него, разрывая контакт.

Странно. После первоначальной вспышки боли она не чувствовала ничего. Только жгучее желание уйти отсюда как можно быстрее.

— Мне нужно идти.

— Элли, — сказал он тихо, взяв ее за руку. — Прости меня.

Она напряглась и вырвала руку.

— Тебе не за что извиняться. Я сделала глупость. Конечно, ты не хочешь, чтобы я осталась. — Она рассмеялась, но это был горький смех. — У тебя уже есть кто-то, кто с нетерпением тебя ждет.

Эрик нахмурился, словно не мог взять в толк, о чем она говорит.

— Женщина, — напомнила она. — В шатре.

Ей показалось, что он вздрогнул. Но затем просто сказал: