Сергей Степанов - Царская невеста. Любовь первого Романова

– Как учение? – осведомилась Марья.

– Ох, нет моих сил! Ничего в голову нейдет, – тяжко вздохнул Миша.

Две недели назад старица Марфа вручила Мише список Степенной книги и велела вызубрить имена великих князей и царей, а сверх того родословную Романовых. Спрашивала урок каждое утро и часто была недовольна, потому что Миша путал великих князей. От отчаяния он попросил у матушки дозволения, чтобы его прежде проверяла Федора Желябужская, которая, хотя и была неграмотной, но царское родословие без всяких книг знала. Марья Хлопова при сем присутствовала. Прослушав два-три бабушкиных урока, она все запомнила и иной раз, когда бабушку клонило в сон, сама поправляла Мишу. Вот и сейчас она предложила:

– Проверить тебя?

– Окажи милость. Матушка зело гневна, когда я в родословной плутаю… Первый наш предок – это Андрей Иванович Кобыла, боярин великого князя Симеона Ивановича.

– Прозвищем Гордого, – подсказала Маша.

– Да, Симеона Гордого, – послушно повторил Миша. – Андрей Кобыла имел сыновей Семена Жеребеца, Александра Елку, Федора Кошку. От Федора Кошки пошел Кошкин род, а от Кошкина внука Захария – бояре Захарьины-Юрьевы. От боярина Романа Юрьевича Захарьина пошли Романовы. Его дщерь Анастасию Романовну взял за себя царь Иоанн Васильевич Грозный. У благоверной царицы Анастасии был родной брат, боярин Никита Романович – это мой дед, у него сын Федор Никитич – это мой батюшка, а это я сам, – Миша ткнул себя в грудь и звонко засмеялся.

– Ты забыл сказать, что Андрей Кобыла был родом от Глендона Камбиллы, мужа честна и светла, который выехал в незапамятные времена из Прусские земли. Уже потом Камбиллу переделали в Кобылу.

– Ай, правда твоя, Машенька! Ссудил тебе Господь добрую память! Вот досада, забываю немецкие имена! Дозволь еще разок? Муж честный – это… э-э… Камбилла. Потом Андрей Кобыла, у него сын Семен Жеребец…

Миша не успел продолжить, потому что сзади подкрались Салтыковы и толкнули его в сугроб. Братья подслушали урок и дразнили барахтавшегося в снегу Романова:

– Лошадиный род! Мишка-жеребец, а невеста его Машка-кобыла.

Марья бросилась с кулаками на обидчиков, но Борис Салтыков со смехом облапил ее, и она не могла разжать его железные объятия. Помощь пришла с неожиданной стороны. Инокиня Евтиния выскочила из возка быстрее молнии и принялась колотить сыновей посохом. Салтыковы попятились назад. Бессильные старушечьи удары были для них словно комариные укусы, но они буквально опешили от беспричинного материнского гнева. Борис, отпустив Марью, плаксиво заголосил:

– Пошто деретесь, матушка! Мы только потешались, что у Романовых в роду кобы…

Мать не дала ему договорить, заткнув сыну рот рукавом телогрея, надетого поверх монашеского одеяния, и яростно зашептала:

– Молчи, остолоп! Прочь оба с глаз моих! Идите позади всех, за мужиками!

Прогнав сыновей, Евтиния воровато оглянулась в сторону возка: не видела ли все происходящее Марфа. Однако старица задремала и не слышала шум драки. Евтиния помогла Мише выбраться из сугроба, заботливо стряхнула с него снег и повела его к возку.

– Не хочу туда. Там тесно, – отбивался Миша.

– Я местечко освобожу, прокачусь по-простому на санях, – отвечала Евтиния, усаживая племянника рядом с сестрой и укутывая его ноги медвежьей шкурой.

Когда возок тронулся, Евтиния забралась на сани и погрозила сыновьям. Салтыковы удивленно переглянулись. Марья тоже недоумевала. Евтиния всегда потакала своим детям и вдруг заступилась за племянника. И вообще, за последние недели произошло много странного. Началось все с того, что в Домнино заехал богатый новгородский купчина. Зачем он сделал такой крюк на возвратном пути из Москвы в Новгород, неведомо. Велел показать деревенские холсты, брезгливо переворачивал их холеными перстами. Кое-что купил, поторговавшись для виду не более получаса, а потом испросил благословения у боярыни, пребывающей в иноческом чину. Когда старица Марфа вышла к нему, купчина стал кряхтеть, покашливать и подмигивать так явно, что последняя сенная девка разобрала бы, что у человека есть тайное дело. Купчину оставили наедине со старицами Марфой и Евтинией. После долгого разговора сестры были сами не свои, вышли с лицами одновременно просветленными и испуганными. В тот день Марфа вынула Степенную книгу и засадила Мишу за учение.

Потом в Домнино заглянул стрелецкий полуголова и рассказал, что выборные ото всей Русской земли собрались соборно в Успенском храме в Кремле и думают великую думу о государе. Казаки прочат в цари Маринкиного сына от ложного Димитрия, но степенные люди под Маринкиного сына не хотят, а люб им шведский королевич Филипп Карлус, коего отец уже из Свейской земли в Новгород отпустил. Узнав о королевиче, старица Марфа загрустила и урок у Миши спрашивала уже не так строго. Потом были проездом два дворянина, сообщившие, что Земский собор решил литовского и шведского короля и их детей и иных государств иноязычных не христианской веры греческого закона на Владимирское и Московское государство отнюдь не избирать. Старица Марфа повеселела, и опять начались Мишины мученья.

По поводу собора в Москве толковали разное. Говорили, что черный люд волнуется и обличает думных людей в том, что они нарочито медлят с избранием царя, желая самим властвовать. На соборе предлагали в цари князя Ивана Голицына, но этому воспротивился князь Дмитрий Трубецкой из рода великих князей Литовских. Собор не знает, на ком остановиться, и многие предлагают метнуть жребий между первыми боярами, чтобы государь всея Руси был выбран не многомятежным человеческим хотением, но божьим соизволением.

И вот вчера в Домнино, загнав коня, прискакал служилый человек из костромских дворян с тайным посланием от Ивана Никитича Романова. Гонец отдыхал не более часа, успел только отдышаться и кваса хлебнуть. Марфа велела гонцу передать на словах, что она с сыном немедля приедет в Ипатьевский монастырь и там будет ожидать вестей. Укладывались наспех, не так, как обычно, загодя и обстоятельно. Запрягли возок, раздобыли сани и выехали задолго до рассвета, несмотря на явные признаки непогоды. Из-за этой торопливости и попали в метель и едва не сбились с пути.

Сестры Марфа и Евтиния ведали причину спешки, бабушка Федора, как казалось Маше, тоже догадывалась, в чем дело. Сидя в санях рядом с Евтинией, бабушка осторожно расспрашивала:

– Что в Москве? Спорят?

– О чем спорить, когда есть природный царь! Всем ведомо, что государь Федор Иоаннович перед смертью передал скипетр братчанину своему Федору Никитичу Романову, отцу Михаила Федоровича. Только Федор Никитич христианского смирения ради передал скипетр брату Александру, тот – третьему брату, Ивану, а Иван – Михаилу. Тогда царь Федор потерял терпение и молвил: «Так возьми же царство, кто хочет!» И не успел сказать, как мимо великих бояр пролез Бориска Годунов и жадно ухватил посох. Вот как оно было!