Избранница горца - Монинг Карен Мари

«Я не сошла с ума», — думала Джесси, качая головой и слабо улыбаясь такому абсурдному предположению. Два невероятно правдоподобных сна/галлюцинации были результатом стресса и недосыпания, и она паникует из-за ерунды.

— Я просто вымоталась, — сказала она себе с небрежным оптимистичным кивком.

Шоколад и сон подняли ей настроение. Придали сил и позволили начать все с начала.

И Джесси была готова к новому старту, готова встретить день или ночь, что бы там ни было на улице, и доказать себе, что с ней абсолютно все нормально.

Именно так она себя и чувствовала, пока не включила телевизор.

Месть.

Только мысли о мести спасли Кейона МакКелтара от буйного помешательства в течение 1133 лет его заключения в Темном Стекле.

Снаружи стекло выглядело как обычное зеркало. Изнутри оно было круглой каменной темницей, пятнадцать шагов в любую выбранную сторону. Он много шагал. Сосчитал каждый чертов камень. Каменный пол. Каменные стены. Каменный потолок. Серый. Сырой. Холодный.

Все эти годы его согревала только одна мысль, кипящая в его венах, как лава.

Месть.

Кейон жил местью, дышал местью, он стал местью, запертой и ждущей своего часа с того дня, как Лукан Мирддин Тревейн, человек, которого он когда-то считал своим ближайшим другом, привязал его к Темному Стеклу, покупая себе бессмертие.

Учитывая количество связывающих заклятий, которые наложил на него Лукан, — и полную беспомощность Кейона внутри стекла, а также невозможность выйти, пока кто-то не подарит ему краткую свободу, прочитав призывающее заклятие снаружи, — кто-то другой мог бы потерять надежду и стал бы считать месть невозможной.

Но Кейон был друидом. К тому же он был Келтаром и понимал, что вещи, которые кажутся невозможными, редко таковыми являются.

На самом деле «невозможное» означает «то, чего до сих пор не случалось».

И этот факт был прекрасно проиллюстрирован, когда три с половиной месяца назад вор забрался в лондонскую сокровищницу Тревейна — что само по себе невозможно — и стащил добрую половину сокровищ этого ублюдка, в том числе и Темное Стекло. Причем это произошло незадолго до того часа, когда, на Хэлоуин, нужно будет уплатить десятину и продлить заключение Кейона.

Шанс, которого Кейон так долго ждал, наконец появился. Лукан лишился зеркала именно тогда, когда оно было ему необходимо.

Настал десятый день десятого месяца, и теперь Кейону нужно не попасть в руки Лукана на протяжении двадцати двух дней — до тех пор пока не наступит полночь Дня Всех Святых, годовщина его пленения, — а затем он сможет утолить свою тысячелетнюю жажду мести. И, ад это все побери, как же он этого ждал!

Теперь, когда Лукан напал на четкий след Темной Книги, самой опасной из реликвий Невидимых, для Кейона стало особо важным нарушить проклятый Договор, который связывал его. Средоточие смертоносной черной магии, Темная Книга в руках любого человека могла стать причиной катастрофы. В руках Лукана «Мерлина» Тревейна она приведет к концу света. Если Лукану удастся расшифровать некоторые заклинания, он сможет переписать историю, изменить само время. Кейон должен остановить его и не позволить завладеть Книгой. Ему нужно раз и навсегда победить своего старого врага.

Кейон думал, что успех ему гарантирован, ведь, учитывая то, сколько хозяев сменило Темное Стекло и какой путь оно проделало, Лукану ни за что не найти его вовремя. Но вчерашний день доказал обратное. Его определенно нашли, и время было на исходе.

Русского убийцу Кейон опознал сразу же, как только тот появился вчера в кабинете. Он несколько раз видел Романа раньше, когда тот посещал лондонскую резиденцию Тревейна, где Кейон висел высоко на стене кабинета. Желая посмеяться над ним, Тревейн повернул зеркало к окну, выходившему на оживленные улицы Лондона. Кейон смотрел на мир, в котором ему не суждено было жить.

Но по крайней мере он мог смотреть. Если бы Лукан повернул зеркало к стене, то вряд ли даже мысли о мести могли бы сохранить Кейону рассудок. И у него не было бы возможности испытывать зеркало, когда его тюремщик покидал комнату, а также учиться призывать инертные объекты, находящиеся в поле зрения.

Кейон шел в ногу со временем, читал все книги, газеты и журналы, которые появлялись в кабинете Лукана, иногда даже смотрел телевизор, а вид за окном постепенно менялся.

Лондон был очень похож на Чикаго, по которому он вчера ходил.

Свободно, Господи, свободно ходил некоторое время! Кейон слышал, как шуршит трава под ногами, наслаждался ветром, Дующим в лицо.

Бывали дни, когда он думал, что отдал бы правую руку за один глоток воздуха, наполненного дымом торфяного костра с примесью аромата охапки вереска, или за несколько вдохов соленого бриза на диком побережье Шотландии. Или за возможность растянуться на спине на вершине горы, так близко к Небесам, как это возможно только в шотландских нагорьях, и наблюдать, как сумерки поглощают небо, как алый багрянец заката сменяется черным бархатом ночного покрывала, расшитого бриллиантами звезд.

Кейон не видел родной Шотландии уже одиннадцать веков и тридцать три года. Жизнь вдали от родины была адом для горца.

И хотя Лукан несколько раз дарил ему свободу в обмен на помощь со сложными заклятиями — все это время ублюдок проводил на искусно защищенной земле, так что Кейон не мог до него дотронуться, — последнее освобождение произошло более ста двадцати лет назад и, как всегда, было мучительно коротким. Спустя некоторое время магия Темного Стекла всегда забирала Кейона, несмотря на сопротивление. Не важно было, как далеко и как быстро он убегал, не важно, какими друидскими оберегами пытался защитить себя, спустя какое-то время — и это никогда не были равные промежутки, однажды целый день, в другой раз всего час — он просто исчезал из того места, где находился, и вновь оказывался в своей тюрьме.

Вчера ночью ему понадобилось время, чтобы выследить Романа, и, поскольку он волновался о том, что зеркало в любой миг может потребовать его назад, Кейон сосредоточился только на задании. Он не сомневался в том, что скоро здесь появится другой человек Лукана. А потом еще один, и еще, и так до бесконечности, пока зеркало не вернется к Лукану, а следы преступлений и все, кто его видел, не будут уничтожены.

Так люди его типа — люди магии, белой и черной, те, кто практиковал draiodheacht, — скрывали от мира великие Реликвии. Кейон поступал так, потому что обычных людей не должно беспокоить существование таких вещей. Лукан — потому что существовало слишком много других колдунов (тщательно скрывавшихся от своих собратьев), которые ни перед чем бы не остановились, чтобы украсть скрытую и опасную Темную Реликвию. В отличие от того, во что верил мир, племя ведьм и колдунов процветало.

Друиды клана Келтаров использовали сложное заклятие памяти, чтобы, не причиняя вреда, стирать запретное знание из памяти любого человека.

Но Лукану было проще убить: минимум затрат, максимум удовольствия и прибыли. Лукан преуспел в магии жизни и смерти. Так было всегда.

Кейон мрачно улыбнулся. Любой, вставший на пути Лукана, мог быть уничтожен, а та женщина встала на его пути. Ей грозила смертельная опасность, и ей нечего было даже надеяться выжить.

При мысли о ней Кейон одновременно расслабился и подобрался. Горячая, уверенная, храбрая, она была просто потрясающей. Короткие блестящие черные кудряшки обрамляли тонкое личико в форме сердечка. А еще у нее была идеальная, пышная, соблазнительная круглая грудь. И восхитительная попка. Кейон внимательно рассмотрел каждый изгиб, обтянутый ее синими джинсами и персиковым свитером. Он даже заметил над поясом джинсов край ее трусиков — которые прикрывали лишь маленькую часть соблазнительного зада и выглядели так, словно сшиты из пары ленточек. Оранжевая кружевная ленточка была украшена ярко-розовой бабочкой, и выглядело это так, словно трусики специально шили для того, чтобы они выглядывали из-под пояса и дразнили мужчин. «Мужнины этого века должны иметь невероятное самообладание, — думал Кейон, не отрывая глаз от кусочка тонкой прозрачной ткани над двумя аппетитными полушариями, — или быть просто чертовыми евнухами». Персиковая кожа, ведьмины глаза, губы искусительницы… Убийца, посланный Лука-ном, называл ее Джессикой.