Дражайший плут - Элизабет Хойт

себе на грудь, чтобы она могла вволю выплакаться, заливая слезами его рубашку. Один из его пистолетов больно врезался ей в щеку, но сейчас было не до этого. Феба плакала, пока мокрое лицо не стало красным, нос не забился, а в глаза словно насыпали песок. Потом, немного успокоившись, она слушала, как бьется его сердце, ровно и громко.

— Немного похоже на смерть, — прошептала она скорее самой себе. — Все мы знаем, что когда-нибудь умрем, но по-настоящему не верим.

На миг рука, по-прежнему лежавшая у нее на голове, болезненно напряглась, затем исчезла, переместившись на плечи.

— Вам рано говорить о смерти, миледи.

— Разве? — Она подняла к нему лицо. — Разве вот это не маленькая смерть? Я не вижу света. Я вообще ничего не вижу.

— Мне жаль, — сказал капитан Тревельон, и его голос был, словно гравий, шуршащий и скрипучий, но тем не менее подействовал успокаивающе. — Мне очень жаль.

Кажется, он действительно ей сочувствует.

Она нахмурилась, уже хотела было что-то спросить, но услышала, как открылась дверь дома.

— О-о боже! Кто там?

— Пауэрс. Идет сюда, чтобы увести вас, — ответил Тревельон.

Феба поспешно выпрямилась, обхватила ладонями голову, пытаясь привести в порядок волосы. Должно быть, у нее ужасный вид!

— Как я выгляжу?

— Как будто только что плакали.

Его невозмутимый ответ, как ни странно, вызвал у нее смешок.

— Знаю, что похожа на страшилище, но вы могли по крайней мере, солгать.

— Вы действительно хотите, чтобы я вам лгал? — спросил он устало.

Она нахмурилась, собираясь с ответом, и тут раздался голос Пауэрс, совсем близко.

— Миледи, пришла портниха.

— Черт! — пробормотала Феба. — Нам придется вернуться в дом.

— Конечно, миледи, — как всегда, невозмутимо сказал капитан.

Тем не менее она сжала его плечо, когда он вел ее к дому, и тихо сказала:

— Благодарю вас, капитан.

— За что, миледи?

— За то, что разрешили намочить вашу рубашку соленой водой. — Она улыбнулась, хотя это было труднее обычного. — За то, что не говорили банальности. И вы совершенно правы: я не хочу, чтобы вы мне лгали.

— Значит, я буду стараться говорить вам только правду.

Это было сказано очень почтительно, и все же она вздрогнула. Ей вдруг вспомнилось, что говорили о нем ее кузины: привлекательный, уверенный в себе. Странно, она никогда не думала о Тревельоне как о мужчине, который может нравиться. Он просто был рядом. Высокая фигура справа: на балу ли, на вечеринке — защита, через которую к ней не пробиться.

«Это не совсем справедливо», — виновато корила она себя, взбираясь на каменные ступени. Очень хорошо, что Тревельон был рядом, когда она расклеилась. Он повел себя как друг. Прежде она ни разу не подумала о своем телохранителе как о друге, и если она ошибалась настолько…

Прекрасно!

На следующий день, ближе к полудню, Феба стояла в парадном холле Уэйкфилд-хауса. Вручив Пауэрс записку и небольшой кошелек с монетами, девушка сказала:

— Предупреждаю, вы должны отдать это мистеру Хейнсуорту лично в руки, это важно.

— Да, миледи, — ответила Пауэрс звонким голосом.

Несмотря на неумеренное употребление духов с ароматом пачули, которому служанка излишне благоволила, от нее приятно пахло.

— Спасибо, Пауэрс, — сказала Феба, заслышав приближение капитана Тревельона, которого узнала по неровной поступи на лестнице.

— Миледи, вы по-прежнему намерены присутствовать на заседании дамского клуба? — спросил он своим хриплым голосом, в котором она уловила скептические нотки.

— Да, разумеется, и не пытайтесь меня отговорить — Максимус дал свое благословение.

Это было почти правдой: брат милостиво разрешил ей выезжать, — но она не стала сообщать ему, куда именно едет, а капитану знать об этом вовсе не обязательно.

Кажется, она услышала мужской вздох?

— Очень хорошо, миледи.

Теплые сильные пальцы взяли ее руку и опустили на мужской рукав. Забавно. Не будь она слепой, подобное прикосновение — обнаженная кожа рук, не прикрытая перчатками, — сочли бы скандальным. Да что говорить — то, что мужчина в самом расцвете сил следует за ней повсюду, иногда без других сопровождающих, и так верх неприличия! Однако, кажется, пока никому не пришло в голову упрекнуть в чем-нибудь капитана Тревельона, который вечно маячил у нее за спиной.

Слепота сделалась ее оправданием в глазах света.

Феба тяжело вздохнула, выходя на улицу. Должно быть, день был солнечный — она чувствовала тепло кожей.

— Миледи? — Услышала она голос капитана у себя над ухом.

— Ничего, капитан, — сказала она с едва уловимой досадой. Без сомнения, он тоже считал ее скорее ходячей куклой, чем женщиной из плоти и крови.

— Если вас что-то беспокоит…

— Иногда я задаюсь вопросом: что, если просто посадить меня в инвалидную коляску? — пробормотала Феба, спускаясь по ступенькам.

— Доброго вам утра, сэр, миледи, — поприветствовал их Рид.

— Рид, вместе с Хатуэем встаньте на запятках кареты, — распорядился Тревельон.

— Да, сэр.

— Неужели необходимо брать с собой еще и двух лакеев? — тихо спросила Феба.

— Полагаю, что да, миледи. Осторожно, лесенка.

Она вытянула носок, нащупав первую ступеньку, забралась в карету, уселась и расправила юбки.

— В клуб допускаются только дамы.

Послышался шорох — это Тревельон устроился напротив. Несмотря на трость, он производил в движении гораздо меньше шума, чем другие. И это было очень досадно.

— Дамы собираются в Сент-Джайлзе, миледи, одном из самых опасных районов Лондона.

— Но сейчас самый разгар дня.

— На Бонд-стрит на вас пытались напасть как раз в это время. — Голос капитана звучал ровно и уверенно, и Феба задумалась, найдется ли хоть что-нибудь, что выведет Тревельона из этого состояния спокойного безразличия. — Иногда мне кажется, что вам просто нравится спорить, миледи.

Она поджала губы.

— Но не с каждым же встречным, как вы понимаете: только с вами.

Ей показалось, что он усмехнулся, но тут загрохотали колеса — карета тронулась в путь.

— Я воистину польщен, миледи.

— Так вам и надо. — Она с трудом сдерживалась, чтобы не улыбаться. Феба была счастлива, если удавалось втянуть сурового капитана в шуточный спор. — Лучше скажите мне вот что. Я заметила, что вы относитесь к Риду как к старшему среди прочих лакеев. Почему же?

— Здесь все просто, миледи: Рид служил драгуном в моем полку. Когда он был демобилизован, я рекомендовал его вашему брату как человека порядочного, преданного и трудолюбивого. Его светлость был так добр, что прислушался к моим рекомендациям и взял его на работу.

— Он долго прослужил драгуном под вашим началом?

— С первого дня, как поступил на военную службу. Пять лет, насколько я помню.

— А сколько лет отслужили вы сами?

Он молчал, и Феба подумала — уже