Сири Митчелл - Словно распустившийся цветок

– Быть может, это и объясняет заслуживающее сожаления поведение ваших ближайших родственников, но не имеет никакого отношения к вашей помолвке.

– Бывшей помолвке. Леди Каролина – старинный друг нашей семьи. Несколько лет назад, когда она была на Континенте вместе со своей матерью, ее отец скончался. Именно меня отправили привезти их обратно, и в тот момент я беззаботно пообещал, что ей не о чем беспокоиться и что я лично позабочусь о том, чтобы она ни в чем не нуждалась.

– И?..

– И что?

– Что еще вы сказали?

– Ничего. Я больше ничего не сказал.

– И из ваших слов она заключила, что вы должны пожениться?

– Да.

– И вы не могли взять их обратно? Сказать, что не имели в виду ничего подобного?

– Но я сказал то, что имел в виду. Я действительно позаботился о ней. Я сделал так, что к ней перешли все права собственности после смерти ее отца.

– Для этого вовсе необязательно жениться на ней.

– Вы правы, но как бы поступил на моем месте любой джентльмен? В то время для меня это не имело особого значения, поскольку я полагал, что все равно женюсь, рано или поздно. Откуда мне было знать, что однажды и я смогу полюбить?

Я почувствовала, как помимо воли жаркий румянец заливает мне щеки.

– Так или иначе, но после того как я помешал дуэли старшего брата, меня отправили в Новую Зеландию и приказали найти себе какое-нибудь полезное занятие.

– Что вы вполне успешно претворили в жизнь.

И вновь уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку:

– Я обнаружил, что колония как нельзя лучше подходит для честной жизни.

– Но леди Каролина не разделяла вашего мнения?

– Нет. И тогда, чтобы избежать общественного унижения, которому я неизбежно подвергнусь после того, как ее весьма значительное состояние утечет сквозь пальцы моей семьи, я решил, что должен вновь подвергнуть себя изгнанию.

Подвергнуть себя изгнанию?

– Каким же это образом?

Он вздохнул и принялся бесцельно крутить в руках свой цилиндр.

– Полагаю, что самый быстрый способ добиться этого – связаться с неподходящей женщиной. – Он встретился со мной взглядом.

– Мне говорили, что люди вашего круга поступают так сплошь и рядом. Не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

Он вперил в меня пронзительный взгляд:

– По некотором размышлении я вынужден согласиться с вами. Но я подумал, что… если женюсь на означенной женщине, то мне действительно прикажут убираться с глаз долой. Этого даже следует ожидать, говоря откровенно. Будучи человеком чести, я бы счел это своим долгом.

Похоже, он ожидал ответа, но я уже и так разговаривала с ним куда дольше, нежели собиралась.

Однако, едва я повернулась, чтобы позвать отца, эхо его слов настигло меня и заставило остановиться.

– Следует ли понимать вас так, мистер Тримбл, что вы только что сделали мне предложение?

– Все может быть. Вас это удивляет? Готовы ли вы принять столь нелепое предложение от несообразного фермера-овцевода?

– Все может быть. Если оно будет сделано должным образом.

– Святые угодники, Шарлотта. Я люблю играть словами не больше вас. Выходите за меня замуж!

– Хотя я не могу сказать, будто не одобряю вашего пыла, это было повелительное предписание, Эдвард, а не вопрос. Как вы можете оказать мне честь, прося моей руки, когда бесчестите меня, заранее будучи уверенным в том, что…

Он взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал. Неторопливо и со знанием дела. Далеко выйдя за рамки того, что можно было бы счесть приличествующим случаю выражением привязанности. К счастью, нас никто не видел, да и подсматривать за нами было некому. Наконец, спустя долгое время, он отпустил меня. Или попытался, во всяком случае. Но я обвила его руками за шею и не позволила этого сделать.

Он приложил ладонь к моей щеке:

– Вы согласны?

– Согласна на что?

– Ради всего святого! Вы согласны выйти за меня замуж?

– Ради всего святого? Едва ли. – Хотя, честно говоря, мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня снова.

– Проклятье! – Он схватил меня за руки и упал передо мной на колени. – Вы – самая вздорная, язвительная и невозможная женщина из всех, которых я когда-либо встречал. Позвольте мне говорить начистоту, мисс Уитерсби. Я люблю вас. Вы мне нужны. Я хочу жениться на вас.

– Все это очень мило с вашей стороны, мистер Тримбл, но разве вы не хотите узнать мое мнение по этому поводу?

Он зажмурился, шумно втянул воздух через нос, а потом открыл глаза и вновь вперил в меня свой пронзительный взгляд:

– Вы хотите выйти за меня замуж, мисс Уитерсби?

– Да.

– Да? И это все, что вы можете сказать?

– Вы хотите, чтобы я ответила «нет»?

– Нет! Просто я заявил вам о своей любви и… и своей привязанности, и только что…

– Подобно распустившемуся цветку, я обнаружила, что нет смысла придерживаться каких-то идеализированных представлений, которых не существует в природе. Я могу быть лишь тем, чем являюсь на самом деле, и предложить лишь те лепестки, что имеются у меня в наличии, надеясь, что кто-либо разглядит за ними не то, что кажется, а что есть в действительности.

Он встал и улыбнулся:

– Какой заковыристый ответ.

– Подразумевалось, что он будет возвышенным.

Он взял мои руки в свои и прижал их к своей груди, а потом наклонил голову и принялся целовать мои пальцы.

– Да?

– Да.

– Тебе придется стать женой фермера-овцевода.

– А тебе придется стать мужем ботаника.

Он улыбнулся и склонился ко мне, чтобы поцеловать еще раз.

– Я согласен.

Бракосочетание мисс Темплтон и мистера Стенсбери стало свадьбой века. По крайней мере, так уверяли в Чешире. Торжественная церемония состоялась в мае, и пастор лично возглавил церковную службу. После нее в коряжнике был устроен роскошный прием, причем ради такого случая новобрачная украсила любимое детище мистера Стенсбери цветами и папоротником так, что его было не узнать. Пара отправилась на Континент, дабы провести там медовый месяц длиной в целый год, а я начала получать письма, идущие непрерывным потоком. Хотя мистер Стенсбери намеревался в течение этого года приобретать новые образцы для своей коллекции, Ада уговорила его посетить Париж, Берлин и Вену. Насколько я могу судить, по прибытии в Оуэрвич-Холле их ожидают целые штабели сундуков, террариев с экзотическими растениями и ящиков с новой модной мебелью.

Мистер Хопкинс-Уайт в феврале и марте окончательно скормил огню в камине остатки своей злосчастной коллекции, после чего на пару недель в апреле отправился погостить в свой любимый Нортумберленд, пока сиделка, нанятая им для детей, и повариха приводили его приходской дом в порядок. К своему величайшему изумлению, во время пребывания там он женился на троюродной сестре, которая обладала всеми задатками, чтобы превратиться в идеальную миссис Пастор.