Александра Турлякова - Берг

Закрыв глаза, он стоял у стены, собираясь с силами. Какая долгая дорога предстояла ему, а ведь он шёл по ней сюда чуть ли не бегом, летел, как на крыльях, а теперь…

Он осторожно расстегнул пуговицы камзола. "Проклятая мода! Кому понадобилось делать их так много!" Кровь пропитала полу котарди и рубашку спереди, и даже пояс брюк, пока он лежал на животе без сознания. Надо чем-то остановить её, что-то придумать. Алдор огляделся; в свете горящей свечи заметил что-то белое на спинке кресла. Придётся сделать несколько шагов, а для этого надо отделиться от спасительной стены. Он несколько раз выдохнул, превозмогая боль, и сделал первый шаг, кусая губы.

"Проклятый граф! Я доверял тебе, я любил тебя, как отца, я на всё для тебя был согласен, а ты… ты меня предал с самого начала, ты и не думал обо мне никогда. Я нужен был тебе только для того, чтобы ты стал хозяином Берга, чтобы ты подпортил жизнь своему врагу…"

Это оказался чистый жипон, рубашка, и Алдор не удивился, он знал тягу графа Доранна к тому, чтобы всегда выглядеть безупречно. Он следил за модой и требовал этого от своих рыцарей. Видно, граф не успел переодеться в чистое. Ну и ладно, сойдёт. Алдор скомкал её и придавил к ране. Больно, чёрт возьми.

Он вернулся к стене и медленно пошёл, опираясь на левую руку, скользил пальцами по холодным камням. Каждый шаг, как победа над собой, над обстоятельствами.

Он старался не думать о том, что делает, что чувствует, занимал себя тем, что прокручивал в голове всё по порядку, всё, что произошло, как спрятал маркграфиню и её мужа, как просил благословения у святого отца, как и о чём разговаривал со своим сеньором. Узнать правду об отце, о смерти своих близких, было тяжело. Граф Доранн считал отца предателем, да и граф Вольдейн, получается, тоже, и вроде бы как и убил он обидчика за дело, а всё равно… Подло это всё, из-за проклятых денег убить всю семью, жену и детей, как рука поднялась!

"И поделом, что вы друг друга ненавидите, всё так и должно быть… Вы же друг друга стоите, вы похожи один на другого… Жалко только, что гибнут другие люди, что страдают даже ваши дети… И я! Я за что?!"

Боль невыносимо ударила по всем нервам, аж колени от слабости задрожали, и Алдор вынужден был прижаться к стене коридора спиной, привалиться к ней и пересилить всё, что творилось с ним.

Он умирает… Впереди ничего, только смерть… И вспоминалось всё, что не успел, не доделал, на что не хватило времени, сил, жизни. Хотелось съездить в свои земли, исповедаться и причаститься, узнать, наконец, что стало с Корвином. Он хотел жениться и родить сыновей, он хотел вернуть Берг, он много, что хотел… Хотел, и всё теперь…

Лучше бы в бою, от меча или копья, раз и всё, чем так, ждать и мучиться. Сколько ещё? Сколько он протянет?

"Я жить хочу! Я не хочу умирать! Будь ты проклят, Доранн, за свою жадность, за свою злобу! Не быть тебе никогда хозяином Берга… И мне не быть… И детям моим — тоже… У меня мог бы быть сын, и, если бы он остался жив, он бы сейчас был наследником Берга, правда, был бы для всех сыном маркграфа-сопляка, но всё же…"

Алдор горько усмехнулся. Всё не так. Всё пошло прахом. И поделом. За всё надо платить. И отец заплатил за всё своей жизнью и жизнями своих родных, погибли все, кроме Алдора. И он сам заплатит. За всё заплатит.

Он медленно шёл по коридору замка, шаг за шагом спускался по ступеням лестницы, и ещё ни разу в жизни она не казалась ему такой длинной. Каждая ступень, как шаг в бездну, как над бездонной пропастью. Шаг за шагом.

Всё плыло перед глазами, слабость неимоверная, но он знал, что стоит остановиться, дать себе возможность отдохнуть, и он не сможет идти дальше, он там и останется, где встанет.

Нет! Только вперёд, только прямо, не сворачивая, не давая себе поблажек, пока идут ноги, пока есть силы.

* * * * *

— Он не придёт, он нарочно заманил нас сюда, чтобы мы бесследно сгинули тут, чтобы нас даже мёртвыми никто не нашёл. — Усталый голос молодого маркграфа с трудом доходил до разума Вэллии.

Бездействие, безнадёжное ожидание утомили настолько, что не хотелось думать, дышать. Кромешная темнота угнетала настолько, что бессмысленным казалось всё: желание жить, присутствие рядом любимого человека, надежда на спасение. Хотелось пить, увидеть хоть лучик солнца. Всё, что ещё жило где-то в душе, вера в благополучный исход, доверие к этому Алдору — всё пропало куда-то, даже не было сил ответить хоть словом на реплику мужа. Да и что она могла сказать?

— Кажется, что мы уже здесь целый день, — прошептал Ниард. — Как медленно идёт время.

Вэллия только вздохнула в ответ и ничего не сказала.

— Это, конечно, подло с его стороны, — продолжил Ниард, — он мог бы просто убить нас или выдать графу, зачем нужно было вот так поступать с нами? Хотелось помучить?

— Как ты чувствуешь себя? — спросила Вэллия, не поддержав темы его разговора. Это было больно для неё, ведь она доверилась этому человеку, поверила и пошла за ним, а он клялся ей в любви. Может, всё-таки что-то случилось?

Она помнила, как мучился Алдор, как взвешивал все "за" и "против", решаясь на это предательство. И что же? Всё игра? Как у бродячих актёров? Просто игра…

— Ты знаешь, мне стало лучше. Как насмешка небес. Буквально вчера я умирал, а сейчас, когда вот она, смерть, мне стало лучше, и даже дышится будто легче. Странно.

— Прости меня, — прошептала Вэллия чуть слышно.

— За что? — Ниард нашёл в темноте её ладонь и стиснул сильными пальцами. — О чём ты говоришь?

— Это я поверила ему, да и вообще… Всё с самого начала пошло неправильно, ты и я… Я не должна была становиться твоей женой, это было несправедливо…

— Не говори об этом. — Ниард притянул её за руку к себе и обнял за плечи, прижимая к груди, там, где было больно, и, зная об этом, Вэллия боялась пошевелиться, замерла. — Ты та, кого я, может быть, ждал всю жизнь. Мне всё равно, что у тебя было до меня, главное, что сейчас ты рядом… Ты и я, вместе, мы через всё пройдём. Ты мне веришь?

Вэллия не ответила, только еле заметно качнула головой и прикрыла глаза, чувствуя, как рядом бьётся сердце любимого человека.

Да, вместе они преодолеют всё, он прав.

* * * * *

Алдор открыл глаза и огляделся. Оказывается, он потерял сознание и лежал сейчас в углу под лестницей. Хорошо, что никто за это время не прошёл. Может, в самом деле, граф Вольдейн повёл свои войска на штурм, и сейчас там, на стенах, все свободные руки. А, может, он не так долго и был в беспамятстве?

Надо идти, остаётся совсем немного, одно усилие. Он попытался приподняться, но от боли накатила резкая слабость и тошнота. Подняться не было сил, он пошевелил онемевшими пальцами, прижимающими пропитавшуюся кровью тряпку.