Джулия Гарвуд - Свадьба

Алек опросил людей, хотя разбушевавшийся Коннор то и дело встревал, только мешая брату, и скоро они выяснили, как Бренне удалось уйти.

Во время дежурства Дугласа, как тот доложил, в крепость вошел священник, а во время дежурства Нила крепость покинули два священника.

Коннор готов был продать душу дьяволу за удовольствие задушить этого святошу.

– Разрешите сказать, лаэрд, – попросил Нил. – Я думаю, священник не знал, что она следует за ним. Он выехал первым, на гнедом коне, и тащил за собой в поводу лошадь с поклажей. А второй священник отстал, шел далеко сзади, пешком.

– И ты не заметил ничего странного? – заорал Алек.

– Он был такой маленький, лаэрд, и я еще подумал, может, перед посвящением в сан на него было наложено послушание – идти пешком.

– Сейчас нам надо выяснить, куда направился священник, – сказал Алек.

– В аббатство Данкэди, – выпалила Джейми.

– Ты уверена? – спросил Коннор. – Да.

– Если он сказал правду, – заметил муж.

– Побойся Бога, Алек. Он же слуга Господень, он не мог солгать.

– Я еду немедленно! – бросил Коннор.

– Я с тобой, – одновременно проговорили Алек и Джейми. Коннор решительно покачал головой:

– Я должен ехать один.

– Но не без своих людей, – предупредил Алек. Коннор не хотел тратить время на спор с братом и потому приказал Куинлену пойти и собрать людей.

– Ты догонишь меня позже, – распорядился он.

До монастыря был день конного пути, но если Бренна добиралась туда на лошади с поклажей, одному Богу известно, сколько времени ушло у нее на дорогу.

Он решил выкинуть из головы все тревожные мысли. Он должен добраться до своей любимой Бренны. Без нее он пропал.

Бренна была безутешна. Она не могла ни есть, ни спать, все время плакала и ничего не могла толком объяснить сестре. Фэйт в отчаянии развела руками. Она подала Бренне еще одну сухую тряпицу вытереть слезы, мокрую бросила в грязное белье и присела рядом с сестрой на узкую постель в своей спальне.

Она поклялась, что в последний раз пытается заставить Бренну выслушать ее доводы.

– Прекрати это оплакивание, Бренна. Нас уже выставили из церкви из-за того, что от тебя было слишком много шума и беспокойства.

– Нас не выставили, а просто предложили нам вернуться в комнаты.

– А что ты скажешь насчет нашего дорогого отца Синклера? Из-за твоих стенаний он не мог сосредоточиться на молитвах. Почему ты не хочешь нас слушать? Ты же сама мне говорила, что любишь мужа.

– Неужели ты не понимаешь? Он сделал свой выбор, он оставил меня. Ему не нужна ни я, ни моя любовь. Он часть своего прошлого, и оно никогда не отпустит его. Нет, я не могу вернуться. Это слишком больно.

Она шумно высморкалась. Фэйт все еще не понимала.

– Ты раньше никогда не плакала. Если от любви женщина становится такой несчастной, в жизни не влюблюсь. И никогда не выйду замуж. Слушай, ты наконец кончишь лить слезы? Может, если бы ты вернулась и попыталась еще раз… Если бы ты ему рассказала, что ты чувствуешь…

– Он знает, что я чувствую, хотя я ничего ему не говорила. Он умный, Фэйт, но и я тоже. Я знаю, когда во мне не нуждаются. И больше я не хочу об этом разговаривать.

– А если он за тобой приедет?

– Не приедет.

– Ну а все-таки? Бренна глубоко вздохнула.

– Тогда я буду думать, что его заставила приехать гордость. Назад я с ним не поеду. Может, поговорим о чем-нибудь другом, Фэйт?

Фэйт пропустила мимо ушей ее предложение. – Джиллиан может не разрешить тебе вернуться с нами, и что тогда? Останешься на всю жизнь в аббатстве, сделав несчастными бедных монахов?

– Мой брат никогда мне не откажет. Разве я не говорила тебе, что Коннор даже не знает, сколько у меня братьев и сестер?

– Раз сто говорила, не меньше. Но ведь ты еще говорила, что хочешь детей. Если ты вернешься…

– Я хочу их, но не собираюсь оставлять их с Коннором.

– Ну о чем ты говоришь? Вернись к нему, Бренна. Пожалуйста, пока не слишком поздно. Он же твой муж.

– Тебе обязательно меня изводить?

Фэйт решила, что пока хватит давить на сестру.

– Слушай, может, тебе станет лучше на свежем воздухе? Пойдем погуляем в саду.

– Если мы сойдем с дорожки, мы окажемся вне пределов святой земли.

– Не поняла.

– Видела дорожку перед аббатством? Там, где она кончается, на юге, сюит деревянный крест, а другой крест – на севере. Если мы хоть на шаг сойдем с этой дорожки, мы уже не будем в безопасности, так что лучше сидеть здесь. К тому же Джиллиан вот-вот появится, если отец Синклер правильно рассчитал.

– Ну, если ты хочешь прятаться, то, конечно, остаемся. Но давай хотя бы снимем шкуры с окон и впустим солнце, а то здесь как в гробнице.

Фэйт не стала ждать согласия сестры. Она подбежала к окну, сняла с крючков петли и опустила вниз толстый мех.

Зажмурившись от яркого солнца, ударившего в лицо, она закинула руки за голову, подняла волосы с шеи и собрала их на затылке.

– Какой приятный ветерок! – Фэйт сияла от удовольствия. Залитая золотистым солнечным светом, она стояла в проеме окна как чудесное видение, с наслаждением вдыхая ароматный воздух и подставляя лицо теплым лучам.

Внезапно что-то привлекло ее внимание, она ахнула и высунулась в окошко.

– О-о-о… Боже мой… Какие они огромные!

– Что случилось? – спросила Бренна.

Зачарованная увиденным, Фэйт молчала. С севера к аббатству приближался отряд всадников человек в сорок, как она прикинула. На своих гигантских лошадях они выглядели как великаны. Несколько вооруженных человек отделились от других и поскакали к дорожке. Мужчины сверкали голыми коленками, голая грудь блестела на солнце, широкая полоса ткани спускалась наискосок от плеча к талии, некоторые воины были испещрены шрамами. Всем им стоило помыться, подстричься и прилично одеться.

«Боже мой, ведь это дикари!»

Фэйт резко обернулась:

– Тебе и впрямь нельзя возвращаться, Бренна. Слава Богу, что ты пришла в себя! Нет, нет, ты не можешь вернуться к мужу. Ты будешь жить у Джиллиана. Он обрадуется, он тебя очень любит. Почему ты мне раньше не сказала, что они… что они… О Бренна! Как ты вообще жива осталась?

– Что ты бормочешь?

Испугавшись, что она подойдет к окну и увидит, кто там, Фэйт покачала головой. Сестра и так много пережила за последнее время, любому видно. У нее остались шрамы на лбу и на руке. Фэйт понятия не имела, с чем пришлось столкнуться Бренне. Заикаясь, она стала извиняться:

– Мне так жаль, Бренна, но поверь, я не знала, я даже ни о чем не подозревала… пока не увидела их. Но теперь и речи быть не может.

– О чем не может быть и речи? Я тебя не понимаю. Бренна встала и направилась к окну.