Пэнси Вейн - Путешествие втроем

В комнате, несмотря на два часа дня, было сумрачно, или, может быть, так только казалось из-за царившей в ней гнетущей атмосферы уныния. Впрочем, несколько дней назад на Лондон опустился густой туман, явление вполне типичное для ноября, и дневной свет с трудом пробивался сквозь плотную желтовато-серую пелену.

Невысокий коренастый мужчина подошел к окну и взглянул вниз на улицу, потом снова обернулся к девушке в черном свитере, сидевшей на диване и комкавшей в руках носовой платок. Лицо мужчины выражало неприкрытую досаду и нетерпение.

– Энн, окончим этот бесполезный разговор. Здесь тебе будет лучше, чем у нас. Мэгги и Питер очень изменились за год. Ты все представляешь их детьми, но они повзрослели. – Он снисходительно улыбнулся, но тут же нахмурился снова. – Ваши прежние игры им уже неинтересны, ты в состоянии это понять? Кроме того, – вздохнул он с раздражением, – твой приезд помешает им жить нормальной жизнью… Им придется ходить на цыпочках и подстраиваться под твое настроение: А детей нельзя лишать радости, – произнес Джон резким тоном.

– Но, Джон! Я вовсе не претендую на то, чтобы со мной нянчились. Мне просто хотелось пожить у вас хоть немного… пока не приду в себя. Я думала, ты сам захочешь, чтобы мы были вместе. Мне сейчас тяжело оставаться одной…

Девушка, казалось, не могла поверить в то, что только что услышала. Она заглянула в лицо брата, но он отвел взгляд.

– Давай закончим этот разговор, – повторил он прежним нетерпеливо-холодным тоном. – Я высказал свое мнение. Разумеется, ты приедешь к нам – как-нибудь потом… Но твоя настойчивость меня удивляет. Ты прекрасно знаешь, что у Лили аллергия на собак, а ты ведь захочешь взять с собой своего пса.

– Но Мэдж и Питер всегда любили играть с Глостером, и ты сам никогда не имел ничего против собак…

– Я все-таки в первую очередь должен считаться с собственной женой, ты так не думаешь?

– Даже на неделю? На несколько дней, Джон? Мне тяжело оставаться здесь… – пробормотала Энн, но оборвала себя и сжала губы. Довольно! Ее брат не хочет понять ее. Кажется, ей ничего не оставалось, как поверить собственным ушам и признать, что у Джона достало черствости отказаться принять ее.

Отец Джона и Энн, профессор Эдвард Салливан, скоропостижно умер несколько дней назад, и Энн попросила у брата разрешения поехать вместе с ним в его дом в Гринвиче, чтобы пожить некоторое время с ним и его семьей.

Энн уставилась на свои руки, чувствуя, как все внутри нее дрожит. Она догадывалась, что все попытки тронуть его бесполезны. Взгляд Джона был упрямым и негодующим. Неужели он увидел в ее просьбе только каприз? Неужели не способен понять, что должна испытывать она, потеряв самого близкого человека, с которым ни разу за всю жизнь не расставалась? Ведь он знал, кем был отец для нее! И это Джон, ее старший брат, у которого она рассчитывала найти утешение.

Она все-таки произнесла, запинаясь:

– Джон, папа не понял бы тебя…

– Отец избаловал тебя! – взорвался вдруг Джон, резко поворачиваясь к ней всем корпусом.

Гладкий, черный как уголь манчестерский терьер, сидевший на диване рядом с хозяйкой, тут же спрыгнул на пол и гневно зарычал, обнажая острые желтоватые клыки. Джон, невольно отступив назад, продолжал, несколько сбавив тон, – он явно решил высказать то, что накопилось у него на душе:

– Пора уже тебе стать взрослой самодостаточной личностью. Ты все равно что кукла в коробке, обложенная ватой. Да, отца не стало, но ты и не могла всю жизнь просидеть у него под крылышком! И… Энн, я, конечно, оставлю тебе чек на первое время, но ты должна подыскать себе работу. Надеюсь, ты не рассчитывала, что я стану регулярно ссужать тебя деньгами?

Как может он читать ей нотации в такое время? Сердце Энн болезненно сжалось, глаза невольно наполнились слезами. Джон, увидев, что сестра готова заплакать, пришел в еще большее раздражение.

– Я, конечно, готов помочь, в крайнем случае. Но содержать себя тебе придется самой. Тебе двадцать четыре года, ты не девочка. – Джон всегда считал, что отец слишком нянчится с Энн. Они были неразлучны долгие годы после смерти матери. И вот результат – девчонка теперь собирается цепляться за него, как цеплялась прежде за отца. Сейчас она расплачется и станет обвинять его в бессердечии, но, если только он начнет нежничать с ней, она снова свернется калачиком, теперь уже под его крылом, и пальцем о палец для себя не ударит. Только твердостью можно вытолкнуть ее в жизнь. И Джон, на миг усомнившийся было в своей правоте, решительно закончил:

– Все, Энн, мне пора. Чек кладу на стол. Представь только, сколько людей оказывались в гораздо более тяжелой ситуации и не раскисали. В конце концов, если тебе и впрямь так тяжело здесь, ты можешь поехать к тете Мириам, она примет тебя.

Энн судорожно сжала руки. Хоть бы он ушел побыстрее. Неужели он не понимает, что предает ее и папу, который всегда надеялся, что его дети будут жить дружно и во всем помогать друг другу? Отец всегда учил их любви и добру. Поехать к тете Мириам! Она даже не приехала на похороны, сославшись на нездоровье. Тетя всегда осуждала папу за его образ жизни, отношение к деньгам. Но Джон! Как мог Джон проявить такую жестокость по отношению к ней – и в такой момент!

Энн бессильно откинулась на спинку дивана, слезы заструились по ее щекам. Терьер прыгнул к ней на колени и принялся вылизывать ее лицо. Краем глаза Энн видела, что Джон идет к двери. Неужели он так и уйдет? Ведь сейчас ей так нужны близкие люди, а кто после папы ей ближе Джона и его детей? С Лили, женой Джона, они с самого начала не слишком ладили. Но Джон оказался способен оттолкнуть ее в тяжелейшей для нее ситуации! Нет, сейчас он остановится, передумает…

Но на Джона ее слезы подействовали как красная тряпка на быка.

– Перестань, Энн. Не старайся меня разжалобить. Это просто шантаж. Возьми себя в руки. Я позвоню тебе позже. Поговорим, когда ты способна будешь воспринимать вещи спокойно. До свидания.

Услышав звук закрывшейся двери, Энн резко вскинула голову. Он ушел. Джон решил заняться ее воспитанием в тот момент, когда мир рухнул, а сердце разрывалось от горя. Как ей хотелось, чтобы он просто сел рядом, обнял ее, сказал какие-нибудь добрые, бесполезные слова…

Папа был совсем другим… Энн отчаянно зарыдала, уткнувшись головой в зеленую атласную подушку, отчего терьер испуганно залаял и принялся тянуть хозяйку за рукав, а потом заполз под стол и притаился там. Через пару минут острый приступ горя сменился у Энн чувством стыда – нельзя так распускаться, в самом деле, бедный Глостер, он, когда чувствует свое бессилие помочь, всегда забивается в какой-нибудь темный угол и долго не выходит. Еще и собака покинет ее!