Кейт Хьюит - Подчиниться его приказу

Ей нравилось общество Азиза. Нравилось внимание и интерес потрясающего мужчины, от прикосновения которого у нее все тело горело. Мужчины, который заставлял ее смеяться, удивляться… чувствовать себя живой. После многих лет пустоты.

Пытаясь прогнать вспышку желания, вызванную одним лишь воспоминанием о поцелуе Азиза, Оливия откинула одеяла – и тут же раздался стук в дверь. Наверное, Мада или Абра…

– Войдите! – крикнула она.

И замерла в шоке, увидев в дверях Азиза.

Долгое мгновение они смотрели друг на друга.

Оливия внезапно осознала, что одета лишь в ночную рубашку, которую прошлой ночью дали ей Мада и Абра, из кружева и шелка, длиной до середины бедра. И когда она села в кровати, подол поднялся выше, а вырез опустился ниже. Азиз медленно обвел ее взглядом с ног до головы, и его глаза на мгновение вспыхнули, а следом потемнели от желания. И ее предательское тело задрожало в ответ.

– Я думала… – Голос прозвучал хрипло. – Я думала, это кто-то из женщин, которые мне вчера помогали. Что-то случилось?

– Я буду рад это обсудить, но в менее отвлекающих обстоятельствах. – Азиз выразительно окинул ее взглядом, дразняще усмехаясь. – Присоединишься ко мне за завтраком?

Она его отвлекает? Даже такой простой комплимент вызвал у Оливии приятные – но совершенно неуместные – мурашки.

– Конечно, – выдавила она.

Азиз одарил ее хитрой усмешкой и вышел прочь.

Оливия торопливо выбралась из кровати, сняла ночную рубашку и отшвырнула в угол по дороге в душ. Зачем Мада и Абра принесли ей такой кокетливый наряд на ночь? Ей пришло в голову, что одежда могла предназначаться для Елены. Может быть, этот ночной гарнитур покупался для первой брачной ночи… Она отругала себя за то, что эта мысль вызывает у нее ревность.

Когда она вышла из душа, Мада и Абра уже ждали ее с новой одеждой. Хотя Оливия попыталась объяснить, что хочет надеть свои собственные вещи, женщины не поняли ее и настаивали на принесенном небесно-голубом шелковом платье, и Оливии пришлось сдаться. Платье было простым и элегантным; перехваченное поясом на талии, оно складками ложилось вокруг ее ног. Его дополняли жемчужные серьги и ожерелье и замшевые туфли на низком каблуке. Мада уложила волосы Оливии в узел на затылке. Отражение в зеркале вызвало у нее минутное удивление: она не привыкла видеть свои волосы темными.

Малик проводил ее по лабиринту коридоров в приятную комнату с распахнутыми французскими окнами. Стол на двоих был накрыт на террасе с видом на сады. Азиз поднялся ей навстречу.

– Кофе? – предложил он с широкой улыбкой в качестве приветствия.

Оливия поморщилась:

– Я восхищаюсь твоим упорством в развитии привычки к этому вкусу. Наверное, и мне придется… – Она запоздало поняла, что говорит так, словно собирается оставаться в Кадаре, и торопливо спросила: – Самолет, который отвезет меня в Париж, готов?

– Да, можно лететь когда скажешь, Оливия. Ты очень меня выручила.

Она снова ощутила смесь облегчения и разочарования. А от того, как Азиз произнес ее имя, у нее что-то трепетало внутри. Заглушая ощущение, она отпила крепкий кофе.

– Есть новости о королеве Елене?

Нахмурившись, Азиз перевел взгляд на горизонт:

– Есть прогресс. Мои люди нашли лагерь, в котором происходит что-то необычное. К вечеру я узнаю, там ли держат Елену.

– Надеюсь, ее найдут.

– Я тоже. – Азиз повернулся к ней. Выражение его серых глаз было таким серьезным, что Оливия замерла.

– Азиз?

– Я не имею права просить тебя снова, Оливия, – сказал он. – Но я в отчаянии.

По нему это нельзя было сказать. С первого момента их встречи он был властным и уверенным. Настолько, что ей до сих пор было трудно представить, что он может сомневаться в себе.

– Чего ты хочешь? – спросила Оливия, хотя уже догадывалась.

– Останься еще на день. Сегодня я должен открывать Королевские сады вместе с королевой Еленой. Просто перерезать ленточку…

– Перерезать ленточку? – Оливия не могла поверить своим ушам, хотя в груди у нее расцвело чувство счастья от мысли, что она проведет с ним еще немного времени. – Азиз, мне придется говорить с людьми, они увидят меня вблизи… Так их не обмануть.

– Я тоже этого опасался, – легко ответил Азиз. – Но ты будешь одета в традиционный арабский наряд, с чадрой. В Сиаде это не обязательно, но будет принято за знак уважения к традициям, а нам пойдет на руку. Люди увидят только твои глаза. В цветных серых линзах.

Оливия резко покачала головой. Хотя она и хотела остаться, обман становился все сложнее. И опаснее. Но еще опаснее было оставаться рядом с Азизом.

– Я не могу. Прости. Слишком рискованно.

– Думаешь, я этого не понимаю? – ответил Азиз, выгнув бровь. Под его кажущейся беззаботностью скрывались напряжение и даже гнев. – Я могу потерять куда больше, чем ты. Даже если обман откроется, твою роль легко объяснить. Ты работаешь на меня, я мог тебя заставить.

– Ты бы не стал!

– Никогда, – с улыбкой подтвердил Азиз. – Ты же меня знаешь.

– Не знаю, – ответила Оливия, хотя после прошедших суток она чувствовала, что знает его куда лучше. Лучше, чем всех остальных людей в своей жизни.

– Ты шесть лет работала на меня.

– И за все это время я видела тебя в сумме несколько часов, чтобы обсудить дом или твои планы. Я тебя не знаю. – Ее слова эхом разнеслись по комнате, приобретая новое, глубокое значение.

Азиз ответил на ее взгляд в упор.

– Ты знаешь достаточно, чтобы понимать: если ты откажешься, то не потеряешь работу. – В его голосе звучала легкая усмешка, под которой, как Оливия теперь знала, скрывались другие, темные эмоции. Боль, гнев, даже отчаяние.

– Я никогда бы так не подумала!

– Я прошу об услуге. Это большая услуга, я знаю. Но… выйди сегодня со мной в сады, и завтра ты улетишь в Париж.

Как у него все просто. И какое это искушение. Еще день прожить как другая женщина, счастливая, свободная… желанная.

Пока она искала причины отказать, Азиз снова повернулся к саду за окном.

– Это рискованно, – тихо сказал он. – Но рискую я, а не ты, и я должен это сделать. Не только из чувства долга, но ради самого себя. – В его глазах сверкнул мрачный огонь. – Ты сказала, что я так настаиваю на праве на титул из-за отца, и это правда. Но еще я хочу вернуть прошлое своей страны. Исцелить Кадар, а вместе с ним исцелить свою душу. – Он печально улыбнулся. – Я хочу доказать себе и другим, что мой отец ошибался. Что я смогу быть хорошим правителем. И… слышишь фанфары? – Улыбка стала насмешливой. – Приготовь платочек утирать слезы.

– Вот еще, – ответила Оливия, хотя от искренности в его голосе у нее действительно защипало глаза. – Но я понимаю. Ты не представляешь, как хорошо понимаю.