Все, что я хочу на Рождество… (сборник) (ЛП) - Уайлд Лори

Сладкий звук потребности, которую она не хотела выражать, сорвался с её губ. Она ухватилась за его плечи обеими руками, намереваясь оттолкнуть, но вместо этого девушка притянула его к себе ещё ближе. Подстрекая действовать дальше.

Он украл у неё дыхание, лишил рассудка, сделав невозможным думать ни про что иное, кроме него.

Наконец, когда у неё в голове была полная каша, а ноги превратились в желе, он медленно отстранился от её губ.

— Алана, — вздохнул Ной. — Ты не даёшь мне покоя.

Её рассудок пробирался сквозь туман, вызванный гормонами, изо всех сил стараясь понять смысл того, что здесь только что произошло. Она снова позволила ему себя поцеловать. Разжечь былое пламя, с чем, как она полагала, они покончили.

Он опустил руки, и без защиты его объятий, она внезапно почувствовала себя голой. Он отступил и повернулся к ней спиной. Подойдя к окну, Ной раздвинул жалюзи и уставился наружу.

Отдаляется.

Точно так же, как он всегда это делал, когда напряжение между ними становилось слишком интенсивным. Мужчина противоречил сам себе, не понимая, чего он от неё хочет, но она отказывалась быть его Йо-йо (прим.: Йо-йо — игрушка, состоящая из двух одинаковых по размеру и весу дисков, скрепленных между собой осью, на которую петелькой надета верёвка).

«Почему нет? Нет ничего страшного в том, чтобы быть Йо-йо. Это — весёлая игрушка».

Игрушка. Точно. Она хотела Ноя слишком сильно, чтобы быть всего лишь его игрушкой.

Но он был воплощением одиночества, стоя у окна, где зимний солнечный свет омывал его силуэт. Её сердце разрывалось от взгляда на него. Ной возвёл перед собой прочную стену, но Алана увидела щель в его броне. Приклеив улыбку и начав напевать «Колокольный звон» (прим.: «Колокольный звон» — eng. «Jingle Bell Rock»), она решительно вернулась к своему занятию — украшение квартиры, будто ничего не случилось.

* * *

Ной изучал людей внизу, идущих по тротуару. Пары, держащиеся за руки. Покупателей, суетящихся с яркими цветными пакетами. Родителей, подзывающих детей. Он сжал руки в кулаки, его разум боролся с пестрой мозаикой из тоски, похоти и взаимных упрёков.

Он не сказал Алане ни одного слова после того, как поцеловал её. Он полагал, что она просто уйдёт. Но она не ушла. Она ходила туда-сюда у него за спиной, напевая рождественские песни. Его губы всё ещё покалывало от поцелуя. Его возбуждение было всё ещё острым. Ему хотелось сказать что-нибудь, но он не мог придумать, что. Ну почему она просто не ушла или, по крайней мере, не сказала хоть что-то?

О чём он вообще думал, поступив так? Зачем он поцеловал её? Они уже через это проходили и сошлись на том, что это неудачная идея. Он потерял над собой контроль, и это не давало ему покоя.

Ему постоянно хотелось видеть её. Он должен научиться справляться с этим и не подчиняться этому желанию. Да, она пришла к нему домой, но он должен был суметь обуздать свои порывы. Тот факт, что он не смог это сделать, разъедал его.

Её запах витал вокруг него. От девушки пахло апельсинами, мускатным орехом и надеждой. Будь она неладна, эта надежда. Вкус Аланы задержался у него во рту — свежий, чистый и женственный. Он сузил глаза, глядя на прохожих, пытаясь думать о чём-то ещё. О чём угодно, кроме Аланы.

Но как он мог списать её со счетов, когда она звенела колокольчиками, зажигала свечи с корицей и заполняла его квартиру своим нежным голосом. Он ничего не мог предложить ей. Разве она не могла увидеть этого? Разве она не понимала, что он полностью потерял способность доверять людям? Разве он на самом деле не надеялся, что она всё поймёт, когда оставил цветы на могиле матери, осознавая, что она увидит их? Он не нуждался в её сочувствии. Наоборот, он хотел её понимания.

«Так что просто скажи ей это».

Ной покачал головой. Он не знал, как.

В конечном итоге он повернулся с готовым оправданием, из-за чего она должна уйти. Он открыл было рот, но не смог произнести ни звука. Всего за несколько минут Алана преобразила его суровую гостиную в праздничную живописную картину.

В углу устроилась миниатюрная рождественская ёлочка. Его кофейный столик украшали Мария, Иосиф и сцена с полной рождественской инсценировкой. Фигурка Санты махала ему рукой с места рядом с ёлкой. Горели свечи. Весело мерцали разноцветные гирлянды.

— Ну, — сказала она, заложив руки за спину. — Как тебе?

Ной совершил тактическую ошибку. Он встретился глазами с её нетерпеливым взглядом.

Блестящие голубые глаза расширились, и он утонул в них. Её розовые губы, всё ещё опухшие от поцелуя, слегка приоткрылись. Волосы были сексуально взъерошены, а свитер разоблачал дразнящий проблеск ложбинки между грудей. Одной стройной рукой она опиралась на бедро, слегка изогнув спину. Из-за этого движения подол её юбки приподнялся, демонстрируя ещё больше длинных, стройных ног.

— Мне...

— Ну? — её лицо наполнилось радостью. Она выпрямилась.

К чёрту всё. Он хотел рассказать ей всё. О смерти своей матери. О его личном опыте выживания в системе приёмных семей, но он просто не мог. Он сделал то, что делал всегда, когда дело становилось слишком рискованным. Он действовал.

Ною хватило пары шагов, чтобы достичь её, и он ещё раз её поцеловал.

Она встретила его на полпути, приподняв подбородок, и приоткрыла губы. Её язык соприкоснулся с его, а руки обняли его за шею, притянув к себе. Руки Ноя обхватили узкую талию девушки, и он ещё раз притянул Алану вплотную к своей груди, от чего её роскошные груди прижались к его твердым мышцам.

Горячий маленький ротик девушки прожигал его изнутри. Её напряженные бёдра дернулись. Ощущение её податливого тела возбудило его до каменно-жесткой эрекции. Он целовал её в губы, а затем опустился ниже, покусывая подбородок. Она издала тихий, отчаянный стон.

— Ной, — она выдохнула, пропуская пальцы сквозь его волосы.

Он отпрянул и заглянул в самую глубину голубых глаз, столь же соблазнительных, как сапфиры.

— Да, — пробормотал он.

— Я не могу... Это не... — она замешкалась.

Он даже задержал дыхание.

Она мотнула головой, спуская всё на тормоза.

— Мне не следовало приходить сюда.

— Я знаю, — сказал он хрипло. — Я знаю.

— Не хочу тебя обманывать.

— Как и я.

— Наши работы...

— Понял. По разные стороны баррикад.

— Дело не в тебе. Ты замечательный парень.

— Тебе не надо выдумывать оправдания. Я всё понял.

— Это не значит, что я не хочу, потому что я хочу. Правда, хочу.

Ной поднял ладонь, чтобы прекратить разговоры. Он приложил немало усилий для сохранения хоть какого-то достоинства, пытаясь подавить внутри себя пещерного человека, который хотел просто схватить её и уложить в постель, наплевав на все последствия.

— Мы через это уже проходили ранее. Именно поэтому мы и расстались.

— Мы не расставались. Мы никогда не были вместе.

— Именно поэтому мы никогда не были вместе. У тебя счастливое Рождество. Я считаю, что оно тот ещё вздор. Ты ищешь в людях лучшее. Я иду прямиком за скелетами в шкафу. Ты — луч света. Я мрачен...

— Ты до смерти боишься близких отношений, а я нет, — закончила она за него.

— Точно. Так и продолжай. Мы — полные противоположности.

— Противоположности притягиваются.

— Внешне, возможно, но не навсегда. Не на всю жизнь.

— Зачем ты целовал меня? Только для того, чтобы ты мог расстаться со мной?

— Я не расставался с тобой. Мы никогда не были вместе — ты сама это сказала, — Ной отступил на шаг назад.

— Ты сводишь меня с ума, ты знаешь об этом? До того, как я тебя встретила, я была совершенно нормальным человеком. Теперь я делаю всякие глупости, вроде слежки за тобой на кладбище и украшение твоей квартиры на Рождество, когда совершенно отчетливо понимаю, что ты не горишь желанием её украшать.

Щёки Аланы раскраснелись, а в глазах застыла боль. Он был причиной этих страданий. Почему он с ней так обращается? Она не заслуживает того, чтобы держать её на привязи, но мысль о потере всякой надежды быть с ней, разрывала его изнутри.