Эмили Роуз - Соблазнить магната

Ханна разозлилась:

— Моя мать погибла в седле. Тогда мне было десять лет. Уж извините меня за то, что я предпочитаю любить лошадей, стоя обеими ногами на земле.

Отповедь не отпугнула Уайета — наоборот, зажгла в его глазах огоньки интереса.

— Как это случилось?

У Ханны перехватило горло — она не любила вспоминать это.

— Мама показывала мне, как не упасть в воду, преодолев препятствие. Мы несколько раз повторяли это, потому что я никак не могла усвоить. Ее конь оступился. Они оба не поднялись.

Это был единственный раз, когда Ханна намеревалась победить любой ценой. За это пришлось заплатить жизнями двух существ, которых она любила…

Осмелившись взглянуть на Уайета, в его глазах Ханна увидела то, чего никак не ожидала, — понимание и сочувствие. Это ее потрясло. Он мягко притронулся к ее плечу:

— Мне очень жаль.

Как и в конюшне, его прикосновение наполнило тело женщины теплом.

— Это было давно, — пробормотала она.

— Порой потери нашего детства труднее всего забыть.

— Звучит так, будто вы знаете, что это такое…

— У всех бывают трудные времена. — Его пальцы сжали ее плечо, и воздух между ними сгустился, стал наэлектризованным, словно перед грозой.

Зрачки Уайета расширились, из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание.

Нельзя было ошибиться в определении того ощущения, что росло внутри Ханны, разрывая легкие. Она хотела его. Своего босса. Своего врага.

«Это невозможно. Только не с ним!»

Уайет наклонил голову. Каждая клеточка ее тела кричала: «Беги!»

Но она не смогла.

Ошибка.

Это слово эхом отозвалось в голове Уайета еще до того, как он коснулся губ Ханны, но чертово чувство, переполняющее его с того момента, как они встретились, толкнуло мужчину вперед. Потом он ощутил шелк ее теплых губ. И не смог остановиться.

Ханна напряглась, но, прежде чем он отстранился, ее губы слегка раздвинулись, а потом женщина расслабилась, ее грудь слегка прижалась к его груди. Язык Уайета пробежал по ее губам, но этого было недостаточно, чтобы утолить его желание.

Аромат Ханны опьянил его, словно бокал неразбавленного виски, так что голова пошла кругом, а тело запылало.

Почему она? Почему именно эта женщина, которая воплощает все, что он презирает? Неужели ему недостаточно тех уроков, что он получил раньше, — от таких же, как она? Прежде чем Уайет смог разобраться в своем странном влечении, Ханна вырвалась, закрыла рот рукой, в ее широко раскрытых глазах плескался страх.

— Вы не должны… Вы мой босс.

Что он делает?! Его жизнь, дом и работа остались в Эшвиле. Ферма «Сазерленд» предназначена для Сэма. Из-за Ханны Уайет и так провел здесь куда больше времени, чем собирался. Но трогательный взгляд голубых глаз и трагическая история гибели ее матери всколыхнули горькие воспоминания об отце. Разница была лишь в том, что его отец не умер. Он просто взял и ушел.

— Вы правы. Это… это не очень умно, — пробормотал он.

Однако Уайет видел ее томные глаза, пылающие румянцем щеки и затвердевшие соски — явные признаки того, что гормоны Ханны буйствовали так же неукротимо. И, как бы глупо и непрактично это ни было, он хотел ее.

Ханна наверняка прочитала это в его глазах, потому что она прерывисто вздохнула и отошла подальше:

— Я не собираюсь с вами спать, Уайет. Даже ради спасения моих лошадей.

О, черт!

— Спасение ваших лошадей зависит только от финансовой стороны дела. — Сжав кулаки и стиснув зубы, он противился требованию своего тела, как мог. — Покажите мне отчеты.

Ханна побледнела, но решительно вздернула подбородок:

— Центр — это намного больше, чем денежная прибыль.

— Так обычно говорят о том, что приносит одни убытки.

Она указала на полку, забитую журналами:

— О нашей программе много пишут, это бесплатная реклама фермы. Вы не можете недооценивать это.

— Ханна… — предупреждающе прорычал Уайет.

Ханна пристально посмотрела на него. Выглядела она при этом более решительной, чем раньше.

— Я уверена, вы в курсе, сколько денег приносит «Сазерленд». Ферме нужна эта благотворительная программа, чтобы не было претензий со стороны налоговой инспекции.

Уклончивый тон Ханны начал раздражать Уайета и, как ни странно, интриговать. Она не боялась бороться за то, во что верила, но при этом не закатывала истерик.

С одной стороны, его восхищала ее настойчивость, потому что он сам был таким же, но, с другой стороны, Уайет хотел поскорее покончить с делами и оказаться как можно дальше от Ханны. Это избавит его от неудержимого влечения к ней и от зрелища попавших в беду лошадей, чьи страдания слишком явно напоминают ему о Сэме и о собственных проблемах.

— А вам известно, — не унималась она, — что многие фермы последовали нашему примеру и организовали похожие центры? Мы проводили для них мастер-классы. К сожалению, даже этого не хватает, чтобы удовлетворить потребнос…

— Ханна! — Уайет схватил женщину за плечи.

Ее мышцы напряглись под его пальцами с силой, какой нельзя было ожидать от хрупкого тела. Желание охватило его.

— Прекратите рекламировать центр и дайте сюда отчеты, иначе вы уволены.

Она побледнела:

— Я дам их, если вы пообещаете завтра прийти и оценить нашу работу.

Ее нахальство заставило мужчину рассмеяться.

— Вы не в том положении, чтобы требовать.

— Вы же приказали провести экскурсию, а центр — часть фермы. Зайдите на пару минут и посмотрите, какие чудеса мы творим. Поговорите с участниками программы и их родственниками, они расскажут вам, как занятия изменили их жизнь. У нас даже есть медицинские заключения…

— У меня другие планы на завтра. Вы испытываете мое терпение. Где эти чертовы отчеты?

Ханна уступила:

— Я распечатаю их, но придется кое-что объяснить…

— Вернее, оправдать? Слушайте, я управляю гигантской компанией и могу отличить прибыль от убытка.

— Но…

— Ханна. Хватит. Мне. Перечить.

Она была раздосадована:

— Вы не имеете права лишить ферму «Сазерленд» лучшего, что у нее есть. Цена программы выше, чем финансовые успехи. Вы не принимаете в расчет людей — тех, кто работает здесь, и тех, чьи жизни мы изменили к лучшему.

Эта упрямая женщина заслуживает похвалы. К сожалению, они находятся по разные стороны баррикады.

— Кому принадлежат спасенные лошади? — поинтересовался Уайет.

Ханна закусила губу, и он тотчас вспомнил их вкус и мягкость.

— По всем юридическим документам… мне.

— Не ферме?

Тишина сгустилась, глаза Ханны потемнели от тревоги, став дымчато-серыми.