Спаси меня от одиночества (СИ) - Найт Елизавета

Улыбаюсь этой мысли.

— Тебе смешно? — слышу притворно гневный голос в темноте.

— Ага, — киваю я.

— Хм, — его горячие ладони касаются моих бедер, скользят вверх по задранным ногам.

— А так, — он быстро перебирает пальцами, щекотя чувствительную кожу бедер.

— Перестань, — смеюсь я и пытаюсь опустить свои ноги с его плеч.

Он придерживает их. Целует сначала одну, потом другую и только после этого позволяет им соскользнуть.

Он ловит меня в плен, прижимает меня спиной к своей огромной, влажной от напряжения груди и пеленает меня, словно ребенка.

— Ты же понимаешь, что я больше не смогу тебя отпустить? — шепчет он мне на ушко.

«Понимаю. И не хочу, чтобы ты отпускал. Не отпускай, прошу» — все это вихрем проносится в моей голове.

— Посмотрим, — это все, что я говорю.

Он прижимает меня к себе, нежно целует.

— Обязательно посмотрим…

Сон разлетается на куски под громкую трель телефона. Вздрагиваю и тянусь к тумбочке.

Но не нахожу ее на привычном месте.

Так не хочется открывать глаза. Описываю невероятную дугу рукой в воздухе, но ни телефона, ни тумбочки так и не находится.

Неожиданно горячие крепкие руки сжимают меня в объятьях и прижимают к не менее горячему телу. Чувствую спиной стальные мышцы и кое-что еще.

— Доброе утро, — шепчет мне Гоген на ушко, обдавая жарким дыханием мою шею.

Миллион взбудораженных мурашек разбегаются от его дыхания от основания шеи вдоль всего позвоночника.

— Доброе, — шепчу сиплым ото сна голосом. Картинки нашей страстной ночи встают перед глазами, тело тут же реагирует жаркой пульсирующей волной между ног.

— Мне надо ответить, — без энтузиазма говорю я.

— Отвечай, — он еще крепче прижимает меня к себе.

— Жора, мне, правда, надо ответить.

— Жора? Ты так и будешь меня называть? — он зарывается носом в мои волосы.

— Да, — улыбаюсь. А что? Не нравится?

— Это странно. Но у тебя очень мило получается, — низкий голос ласкает слух.

— Жор-р-ра, пусти, — хлопаю ладошкой по его руке.

— Уже, — он еще раз крепко прижимает меня к себе и тут же отпускает.

Соскакиваю с кровати и несусь к забытой на полу сумке. Телефонная трель тут же смолкает.

— Можно было и не торопиться, — огромный мужчина откидывается на кровати, представляя мне на любование свое идеальное тело с густой черной порослью на груди и руках. И не только…

Достаю телефон. Пропущенный от Артема! Бля…

Сжимаю телефон в руке и быстро оглядываюсь.

— Что случилось? — от Гогена не укрывается мой вороватый взгляд.

— Ничего, — голос изменяет мне. — Мне просто надо позвонить…

— Звони, — он садится на кровати и внимательно смотрит на меня своими темными глазами. На самом их дне я замечаю разгорающееся недоверие и ревность.

— Это по делу… — пытаюсь юлить, но чувствую, как румянец заливает щеки. Я не люблю врать, и у меня редко получается, если это не связано с работой.

— Я понял, — мужчина легко соскальзывает с кровати. Подходит ко мне сзади и нежно целует в шею. — Я займусь завтраком.

— Спасибо, — выдыхаю я.

Едва мужские шаги стихают в кухне, набираю номер.

— Артем? — шепчу в трубку.

— Марина! Ты где?

— Что значит, где я? — собираюсь сказать, что дома, но не успеваю. И слава богу.

— Я в Питере. Стою под твоей дверью. А где ты?

Опускаюсь на пол. Блин, как не вовремя!

— Я… я скоро буду… никуда не уходи, — сбрасываю вызов.

Блин, блин, блин…

Несусь в ванную, собираю с пола разбросанные в порыве страсти вещи. Мне хватает десяти минут, чтобы более или менее привести себя в приличный вид.

Смотрю в зеркало. Глаза неестественно блестят, губы припухли, про отметины на шее я молчу.

Да, мне предстоит сегодня серьезный разговор.

На носочках выскальзываю из ванной, собираясь улизнуть без объяснений.

Я знаю, что это неправильно, но мне так проще. Я потом все объясню Гогену.

Крадусь в комнату и замираю на пороге.

Гоген стоит с моим телефоном в руках. Его взгляд отражает его боль. Все как вчера, когда он услышал первый раз про Артема.

— Он опять звонил, — он протягивает мне телефон и отводит взгляд.

— Что сказал? — в горле пересыхает.

— Я не взял трубку, хотел отнести тебе телефон.

Телефон выскальзывает из его руки мне в ладони. И тут молнией в моем мозгу проносится: «Блин, ну почему я такая дура?»

— Я все объясню, — пытаюсь поймать его руку.

— А надо? — опять холодный потухший взгляд.

— Надо! Послушай…

Снова звонит телефон, на экране высвечивается «Любимый».

— Ответь… — он разворачивается и выходит из комнаты.

Сама не понимаю, как я добралась до дома.

Внутри бушует дикая смесь гнева, злости на себя, на Артема, на Жору, боль и разочарование.

— Марина, — в холле меня окликает Артем.

«Катись ты!» — хочу закричать ему в лицо. Но лишь сильнее закусываю губу.

Иду к лифту, не оборачиваясь. Если уж в Питер приперся, то и до квартиры дойдет. Не заблудится.

— Да что с тобой не так? — он перехватывает ладонью движущиеся дверцы лифта и заходит внутрь.

— Ты! Ты! Вот что со мной не так!!! — кричу в ответ. Долго сдерживаемые слезы катятся по щекам.

— Марин?

— Пошел к черту! На хрена ты приперся, а? Тебя никогда нет! Никогда! Когда ты был мне нужен, ты сбежал лелеять свое горе в одиночестве. Так и сиди в своей дыре, не мешай мне жить, слышишь? — вспышка злости отнимает все силы, и я соскальзываю по стенке лифта вниз. Закрываю лицо руками.

— Так, — спокойный баритон раздается над ухом.

Артем подхватывает меня под руки и почти выносит из лифта. Содержимое моей сумочки вываливается на коврик. Звякают ключи. Щелкает замок.

Артем практически силком затаскивает меня домой.

— Все так серьезно? — он хмурится, разглядывая, как я дрожу от беззвучных рыданий.

Губы дрожат, слезы жгут глаза. Прижимаю ладони к лицу и киваю. Сказать я все равно ничего не могу.

— Я понял, — кивает Артем и исчезает за дверью.

Что он понял? Куда он? Сейчас мне плевать.

Меня трясет словно в лихорадке. Второго дня потрясений, видимо, я не переживу.

Слезы нескончаемым потоком бегут по щекам.

Закрываю лицо руками и вдыхаю оставшийся на них мужской аромат. Терпкий и чувственный. Возбуждающий и вызывающий дрожь.

Рыдания душат меня, вздрагиваю и подвываю, поджав колени к подбородку.

Обхватываю себя руками и смотрю невидящим взглядом в пустоту.

Сколько проходит времени, не знаю.

Слезы высыхают сами по себе, шмыгаю носом, поднимаюсь. Хватит себя жалеть, надо думать, как все исправить. Если это еще возможно.

Бреду в комнату, скидывая по пути пиджак.

Раздается звон разбитого стекла. Оборачиваюсь. На полу валяется рамка, вокруг осколки.

Падаю на колени. Как же так?

Осторожно поднимаю и касаюсь пальцами снимка.

Счастливая семья: веселая темноволосая женщина, молодой мужчина и смеющаяся девчушка. Варя… Варечка… Слезы новым потоком струятся по щекам.

— Доченька моя, маленькая… — подвываю я, прижав разбитую рамку к груди.

Когда-то мы с Артемом были счастливой семьей. Молодые и влюбленные. А потом у нас родилась Варя, наш маленький ангелочек. Но семейное счастье закончилось с ее смертью.

Всхлипываю.

После того, как схлынула первая волна горя, оказалось, что мы с Артемом всю нашу любовь, всех себя вложили в Варю. После того, как ее не стало, мы стали друг другу словно чужыми.

Так бывает. И в этом никто не виноват. Просто мы больше не смогли быть вместе. Оказалось, что наша любовь перешла на нее. А когда ее не стало, не стало и НАС.

Артем пытался найти виновных в смерти дочери и наказать их: врачи в больнице, дежурная смена, скорая. Заявления в прокуратуру, суды. Все его время и силы уходили на это.