Эмма Ричмонд - Сюрприз для мужа

Невидящим взглядом она уставилась на изрезанный деревянный стол. «Ну что на это сказать?

Что он разбил мое сердце? Разрушил мою веру в людей? И что мне надо просто знать, почему… И пока я этого не узнаю…

— Мы разлюбили друг друга, — наконец пробормотала она.

Он передернул плечами и скептически улыбнулся.

— Но вы знаете, чем я занимался? Где жил? Вы все знаете обо мне?

— Да. — Ей показалось, что так оно и есть.

Некоторое время он молчал, но Джеллис чувствовала на себе его взгляд. Ей захотелось встать, убежать далеко отсюда, обдумать все это наедине с собой. Глубоко потрясенная неожиданной встречей, она не знала, что сказать, что чувствовать, о чем думать.

Они ведь расстались не по взаимному согласию. Он сказал тогда, что уезжает на несколько дней — ему надо было кое-что выяснить насчет своего бизнеса, — и не вернулся. Вместо этого он прислал короткую резкую записку. Все последние четыре месяца Джеллис пыталась разыскать его, чтобы, по крайней мере, узнать, почему все так произошло. И вот теперь, когда он сидит перед нею, она не знает, что ей делать.

Джеллис смотрела на него долгим взглядом, в котором читались отчаяние, мука и беспомощность.

— Мы расстались по взаимному согласию? Или речь идет об ущемленной гордости? — тихо спросил он. — Да, я вижу, что это так. Я обидел вас, правда?

Она с горечью подумала, что лучше было бы обойтись без подобных высказываний. Но ведь он и в самом деле обидел ее. И так сильно, что тогда Джеллис хотелось умереть.

В те первые недели после разрыва ее постоянно мучили кошмары. Она пыталась найти его и жила в каждодневной тревоге и страхе… Но он словно растворился в воздухе. В его банке ей не сообщили, снял ли он со своего счета хоть какую-то сумму. В списках пассажиров на авиарейсах и на теплоходах его фамилии не значилось. А если бы и значилась, ей все равно бы не сказали. Она разыскивала его в больницах, полиции и даже похоронных бюро.

Шли недели, затем и месяцы, а от него все не было и не было новостей. Ее боль и отчаяние превратились в ненависть. По крайней мере, она пыталась себя убедить в этом. Однако всегда теплилась надежда, что когда-нибудь она узнает правду. Что все это какая-то страшная ошибка. И вот теперь он сидит перед нею — незнакомец с ожесточенным лицом, который совершенно ее не помнит.

— Да, — наконец призналась она, — вы очень сильно обидели меня.

На этот раз он отвел взгляд в сторону. Он смотрел в окно на оживленную улицу.

— А каким я был?

— Добрым, — печально пробормотала она. «Любящим и открытым, и с таким милым акцентом». Но теперь и акцент у него стал более жестким и режущим слух. Она думала, что возненавидит его, как только увидит снова. Но почему-то этого не случилось.

— Добрым, — горько усмехнулся он. — Боже милостивый, мне кажется, я никогда в жизни не был добрым. Оказывается, с утратой памяти теряешь и все прежние чувства.

— Неужели вы ничего не помните?

— Ничего. — Он метнул на нее взгляд и насмешливо улыбнулся. — А чем я занимался, когда вы узнали меня? Был ли я преуспевающим бизнесменом, как говорят?

— Нет. Вы сделали небольшой перерыв, чтобы оглядеться. Искали, чем вам заняться, — тихо добавила она. — Вы владели сетью ресторанов, которые продали как раз перед нашей встречей.

— И когда это было?

— Восемнадцать месяцев назад, — грустно добавила она.

— Это означает, что мы расстались перед тем, как я отправился в Южную Америку.

— Да.

— Но вы не знали, что я уезжаю? Или знали?

— Не знала.

— Значит, если я не растратил деньги от продажи ресторанов в Южной Америке, у меня они еще оставались?

— Да.

— А родственники?

«Родственники? — Джеллис готова была впасть в истерику. — О да, родственники у тебя есть, Себастьен. У тебя есть жена и сын. Сын, который у тебя родился и которого ты бросил. Но ведь я не скажу ему об этом, для чего? Все равно он не помнит. И если я не скажу ему, он, возможно, захочет вернуться домой. Поэтому, пока я не узнаю, почему он уехал…»

Она смотрела на него, и ее нежное лицо становилось все более жестким и суровым.

— Нет, — покачала она головой. — Я ничего об этом не знаю. — Просто несколько близких друзей, интимных подружек, вроде Натали, горько подумала она. Эта Натали завершила кошмар, начатый Себастьеном. Но он, скорее всего, забыл и о Натали, а Джеллис не собиралась вновь напоминать ему о ней.

— В чем дело?

— Ни в чем, — быстра ответила она. Сделав над собой усилие, чтобы не думать о том, что ей делать, она спросила: — А что вы делаете в Портсмуте?

— Разгружаюсь. Я прибыл палубным матросом на «Пилбиме». Это грузовой корабль.

— О! А вы помните, вам понравилось море?

— Не помню.

— Да, раньше вы любили морские круизы.

В глазах Себастьена застыло суровое выражение. Он хохотнул и произнес:

— Это был самый простой и подходящий способ выехать из Южной Америки. Никаких бумаг, никаких денег: меня кто-то взял просто матросом. А между тем пытались выяснить, кто я такой и приходилось ли мне раньше путешествовать на палубе судна.

— А почему у вас нет ни бумаг, ни денег?

— Потому что кто-то, очевидно, выудил их, пока я после аварии был без сознания.

— Машина?

— Грузовик.

— И как же вы справляетесь с тех пор? — Она нахмурилась. — Без документов…

Он сунул руку в карман и бросил перед ней паспорт.

Она взяла его дрожащей рукой и открыла. Там была его фотография, однако в графе «имя» значилось: Вильям Блейк.

— А вы не знали, что вы — француз?

— Знал… по крайней мере, догадывался. Я думаю по-французски, — объяснил он. — Но для меня не имело бы никакого значения, даже если бы я был китайцем. Нищим не приходится выбирать, не так ли?

— Так, — согласилась она. Ей трудно было понять, как она может вот так просто сидеть и обсуждать разные вопросы с человеком, который предал ее, исчез из ее жизни, а потом вернулся. Она все еще была в каком-то оцепенении. Ей не верилось, что она видит его. — А этот? — глупо спросила она.

— Поддельный? А вы как думаете?

— Но ведь власти могут помочь вам…

— В самом деле?

— Да! В Южной Америке…

Он пожал плечами.

— Они сделали все, что могли. Однако без документов, без памяти, не зная, что я там делал, и без людей, которые могли бы обо мне рассказать… — с горечью добавил он, вспоминая эти наполненные бесполезными хлопотами изматывающие дни.

— Но когда вы выбрались… — слабо настаивала она. — Ведь вам наверняка могли бы помочь французские власти.

— Но как? Я не мог доказать, что я — француз. Они считали, что я — незаконный иммигрант. Предположим, я не француз, а канадец французского происхождения? Или еще откуда-то, где говорят на французском? Вы думаете, я не пытался?