Кэролайн Кросс - Узники острова надежды

Она это заслужила. Не имея должной подготовки, девушка оказалась настоящим солдатом и во всем слушалась его. Лайла не жаловалась ни на скудную пищу, ни на жару, не плакала от боли в ноге или от усталости. Даже во время сегодняшней поездки она держалась стойко и ни разу не пискнула, хотя ее мотало из стороны в сторону.

Не найдя в себе сил остановиться — даже не пытаясь, — он погладил ее тыльной стороной ладони по щеке. Что-то сонно бормоча, Лайла схватила его руку и прижала к ложбинке на своей груди. Даже спящая, она соблазняла его. Как жаль, что времени остается все меньше и меньше…

Перестав улыбаться, Доминик отдернул руку, надвинул на брови потрепанную ковбойскую шляпу, доставшуюся ему в придачу к машине, и сбавил скорость.

Возможно, виной тому было отсутствие сна или тишина в уединенной кабине, но он не мог обуздать свои мысли. В то время как одна его часть была полностью сосредоточена на забитой машинами дороге, другая думала об их отношениях с Лайлой.

Как ни досадно было это признавать, но последние несколько часов его одолевала тоска. Хотя Доминик знал, что это всего лишь разочарование, которое обычно сопровождает завершение работы, он не находил себе места.

Скорее всего, решил он, дело в том, что, несмотря на все трудности, которые пришлось испытать, ему было чертовски хорошо.

Да. Можно сказать и так. А можно быть честным с самим собой и признать, что причиной этого был не только секс.

Но скоро ему придется забыть об этом. Доминик выругался себе под нос, когда осознал, что все его мысли неизбежно сводятся к этому. Ничего не изменилось. Хотя за последние годы пропасть между ними значительно сократилась, они с Лайлой по-прежнему принадлежат к разным мирам. У их отношений нет будущего.

В любом случае, пока Лайла не окажется в безопасности, он прежде всего должен думать о работе. У него будет еще достаточно времени, чтобы во всем разобраться. Например, за кружкой холодного пива, которую он пообещал себе, когда вернется в Денвер.

Впереди на углу здания сверкала разноцветными огнями вертикальная вывеска, рекламирующая холодные напитки и горячих женщин. Проехав мимо, Доминик начал отсчитывать кварталы. Поворотник не работал, и, дойдя до пятого, Доминик высунул в окно руку, чтобы дать сигнал, а затем крутанул руль вправо.

Повернув у полуразрушенного магазинчика, Доминик проехал вдоль ряда многоквартирных домов и снова повернул направо. Наконец прямо перед собой он увидел цель своей поездки: длинное приземистое здание с зарешеченным внутренним двориком. На примыкающей к нему стоянке находилась целая флотилия видавших виды легковых машин и грузовиков.

Изнутри доносилось бренчание гитар, наигрывающих смесь кантри и латиноамериканской музыки. В полуквартале отсюда время от времени раздавался громкий смех. Сбавив скорость до минимума, Доминик направил свой пикап в дальний конец стоянки, который как нельзя кстати находился в тени огромного дерева. Испытав непонятный приступ сожаления, Доминик заглушил мотор.

— Лай. Просыпайся, малышка. Мы уже приехали.

Длинные ресницы дрогнули, но она по-прежнему тихо лежала, борясь со сном.

— Который час?

— Почти восемь.

— А-а. Я думала, позже, — зевая, Лайла села, потянулась и огляделась. — Где мы?

— В «Эль Кордо Гато».

— Хорошо, — она снова зевнула. — Но, может, ты скажешь мне, что означает «Эль Кордо Гато»? И почему мы здесь?

— Ну, в Штатах мы назвали бы это таверной «У жирного кота». А привез я тебя сюда потому, что здесь полно народу и есть пара телефонов-автоматов. Это отличное место, чтобы сделать звонок и остаться незамеченным.

Она отбросила с лица волосы.

— Хорошо. Дай мне только найти мои сандалии и…

— Нет.

Лайла удивленно подняла голову.

— Почему?

— Подумай сама. Своей внешностью ты привлечешь к себе внимание. Как ты думаешь, здесь часто можно встретить голубоглазую блондинку?

Лайла прищурилась.

— Если я не могу пойти с тобой, тогда зачем ты меня разбудил?

Он пожал плечами.

— Замки на этой груде металлолома давно сломаны, как и все остальное. Не могу же я просто уйти и оставить тебя беззащитной.

Подумав немного, Лайла улыбнулась.

— Я согласна. Это серьезная причина. Спасибо.

От ее улыбки у него внутри все перевернулось. Она снова пробудила в нем ненасытное желание.

— Ты отблагодаришь меня позже, — серьезно отозвался Доминик. Засунув руку под сиденье, он вытащил оттуда свой рюкзак, достал из него пистолет, зарядил его и передал ей. — Возьми это. И накрой голову, — добавил он, протягивая ей свою шляпу. — Даже в темноте цвет твоих волос бросается в глаза.

Доминик наблюдал, как она прячет волосы под шляпой. Та была слишком большой, и любой другой выглядел бы в ней глупо, но не Лайла. Доминик подумал, что она была бы элегантной даже в джутовом мешке — или вообще без одежды.

У него возникло странное чувство, словно он проигрывал битву, в которой вроде бы не соглашался участвовать. С трудом отведя взгляд от Лайлы, Доминик вылез из машины и, закрыв ржавую дверь, сказал:

— Это займет не более десяти минут. Если кто-то, кроме меня, подойдет близко к пикапу, пристрели его.

— Это… божественно, — прошептала Лайла, растянувшись на тонком матраце, который занимал большую часть пристройки, примыкающей сзади к таверне.

Доминик с удивлением посмотрел на нее и покачал головой.

— Ты, наверное, перегрелась на солнце. Здесь же нет ни ванной, ни электричества, ни постельного белья.

— Ну и что. — Перевернувшись на бок, Лайла, положив руку под голову, наблюдала за тем, как Доминик снимает футболку и садится на расшатанный стул. — Думаю, мы научились ценить то малое, что нам дано. Крыша над головой, матрац вместо камней и веток, никаких насекомых, горячая пища. Это же чудесно.

Лайла не добавила, что эта ночь сама по себе стала для нее лучшим подарком. Благодаря буре, которая прошла мимо Сан-Тимотео и двигалась теперь на северо-восток, следующие двадцать четыре часа они будут предоставлены самим себе. Это очень устраивало Лайлу в ожидании неминуемой разлуки.

— Рядом с тобой я не замечал никаких неудобств, — проговорил Доминик, склонившись над тазом с теплой водой, стоявшим на деревянной полке. Его спина и руки после недели, проведенной на солнце, стали бронзовыми. Он походил на живую скульптуру. Если не считать небольшого шрама под левой подмышкой, который, как он уклончиво объяснил, появился в результате «небольшого просчета», его тело было совершенным. Могучий торс, сужающийся книзу, и мускулистые бедра подошли бы для рекламы нижнего белья.