Милая, у нас не будет развода (СИ) - Арская Арина

— Ну и что?

— Давай все-таки зубы почистим? — складываю брови домиком.

— Тогда с тебя серьезный и основательный поцелуй.

— Договорились, — выдавливаю зубную пасту на щетку, которую торопливо сую в рот. Бубню, отвернувшись к зеркалу. — Предлагаю каждое утро начинать со свежего поцелуя.

— Да кто же против, — Егор приобнимает меня, прижимается сзади и ведет бедрами. — И, может, не только с поцелуев?

— Может быть…

— Ну, — Лидия замирает с ручкой и блокнотам, — с чем пришли?

Егор рядом развалился, как сытый довольный кот, который обожрался сметаны и заполировал все это красной икоркой.

— Моя жена сейчас сидит в трусиках, которые ей выбрал я, — Его расплывается в улыбке. — И пойдет в них на работу.

— Неудобные, пипец, — шепчу я и краснею.

— Но красивые, — Егор улыбается еще шире.

— Красивые, — соглашаюсь я и смотрю на Лидию. — Показывать не буду.

— И не надо, — делает быструю пометку в блокноте.

— Я взамен должен выучить фразу на турецком, — Егор пожимает плечами. — Я вроде как домашний тиран, но вынужден вестись на провокации ради красивых трусов.

— Идти на компромисс? — уточняет Лидия.

— Да, — киваю я и смотрю на Егора. — Это компромисс, милый. Мне восемь часов работать в неудобных трусах.

— Я же согласился на твою тарабарщину.

— Еще бы ты не согласился, — скрещиваю руки на груди.

— Ты меня доведешь до края, Инга. Я выучу турецкий и буду на нем с тобой скандалить, — Егор недобро щурится. — И не только скандалить.

А затем смотрим на Лидию. Я суетливо приглаживаю юбку на коленях, а Егор поправляет галстук.

— Еще сыновей строю, — он пожимает плечами. — Им очень не нравится, но выбора у них нет. И для меня стало открытием, что они умеют готовить солянку. Кухня, конечно, потом была будто после апокалипсиса, но талант у них есть.

— А вы что скажете? — Лидия смотрит на меня.

— А мне тяжело.

— В каком плане?

— Я хочу мальчиков поучать, давать советы, переделывать за ними, — шепчу я. — Показывать, как надо.

— Держитесь?

— Держусь, — киваю я. — И самое обидное, они сами учатся в процессе. Не нужны им советы от мамочки, которая все на свете знает и умеет. И вот вчера они уже учили меня?

— Да?

— Да, — вздыхаю я, — показали, как правильно открывать банку с огурцами. И я потерялась между гордостью и возмущением. Я, оказывается, всю жизнь неправильно банки открывала.

— Я тоже, — Егор цыкает. — И еще мне придется им игру покупать. Мои сыновья оказались упертыми.

— Прямо как ты, — хмыкаю я.

— Да ты тоже, знаешь ли, упрямая. За всю эту неделю не сорвалась и не побежала носы мальчикам вытирать.

— Я же обещала тебя поддержать, — пожимаю плечами. — И я не хочу, чтобы с нами потом жили два великовозрастных маменьких сыночка. У нас же планы на старость.

— Какие? — интересуется Лидия.

— Старческо-развратные, — тихо отвечаю я, но у меня все равно уши горят.

— И вас эти планы воодушевляют?

— Это вызов, — говорю я и поправляю волосы на затылке.

— Вызов?

— Да, — приподнимаю подбородок. — У моего мужа в восемьдесят лет не будет даже мыслей о шестидесятилетних молодухах.

— Кстати, о молодухах, — Лидия переводит взгляд на Егора. — Как с ними дела?

— Честно?

— Конечно.

— У меня сейчас все мысли заняты тем, как правильно проговорить ту тарабарщину, которую мне дала жена, чтобы не было смешно, — Егор хмурится. — Такими темпами у меня язык в узел свяжется. Это не так легко.

— Может, молоденькую репетиторшу нанять? — Лидия приподнимает бровь.

— Не те интонации будут, — Егор взгляда не отводит. — Мне не сладкое пур-пур-пур надо, делает паузу и рычит, — а ахрмыр-рррр-арррырарррр, — чешет щеку. — Как-то так.

— Да за ниточки в моей пятой точке нужно что-то впечатляющее, — капризно веду плечом.

— Вы стали друг другу больше доверять?

— Я еще боюсь, что мы можем все потерять, — шепчу я.

— Вы бы потеряли больше, если бы не перешагнули этот страх, — Лидия едва заметно прищуривается. — Шагать придется и дальше. Вас же не пугает тот факт, что в карьере надо постоянно идти вперед…

— Нет.

— Семья и отношения тоже подразумевают движение вперед. И шагать должные двое. И еще… стоячая вода тухнет.

Егор находит мою руку и сжимает ладонь, вглядываясь в мои глаза:

— Я хочу идти вперед вместе.

— И не только идти вместе, но и подталкивать друг друга, — я мягко улыбаюсь.

— Согласен, — сжимает мою руку крепче и шепчет. — Слушай, мы будто сейчас на своеобразном венчании и даем почти клятвы.

— Целоваться не будем, а то совсем уж неприлично.

— Выйдем и я тебя в коридоре поцелую.

— Договорились.

— Там как раз есть темный уголок.

— Егор… — шепчу я.

— Все, понял, — опять поправляет галстук на шее и смотрит на Лидию, — а теперь мы можем обсудить вопрос моей внезапной ревности и агрессии?

— Уточните, пожалуйста?

— Я вчера увидел, как на мою жену пялится один урод, когда она вышла из своего архива… Вот теперь хочу его убить.

— Да никто на меня не смотрел! — охаю я.

— Смотрел, — разворачивается ко мне, — а ты еще миленько ему улыбнулась.

— Чего? Да я там даже мужика никакого не помню!

— Стоял и курил у выхода.

Замолкаю и медленно выдыхаю:

— Я поняла. И это была не улыбка, Егор, а гримаса отвращения, потому что дым летел мне прямо в лицо!

— И я теперь тебя туда в новых трусах отпускаю, что ли? — он приподнимает бровь. — Я, что, дурак?

Встает и поправляет пиджак за лацканы:

— Поехали домой переодевать трусы.

— Я могу пойти без них, — поднимаю взгляд и мило улыбаюсь.

— Ты добиваешься того, что я запру тебя в подвале и никуда не отпущу, — Егор щурится. — Все, — шагает к двери, — поехали.

— Разлюбил, — Маша Воронина пожимает плечами.

— Но ведь год старался… — пытаюсь ухватиться за соломинку, — может, стоило ему, конечно, сразу сказать.

Потом вспоминаю, как я собирала чемоданы в истерике, а Маша, несмотря на свою внешнюю мягкость, куда принципиальнее и тверже меня.

Да и Виктор совсем не Егор.

Егор открытый, громкий и эмоциональный.

Виктор закрытый, сдержанный и от него всегда веяло какой-то холодной опасностью.

Егор может в рожу дать за косой взгляд, встряхнуть за грудки и уточнить, что не так, а после потащит пиво пить.

Виктор же отметит косой взгляд, запомнит человека и с этого момента начнется отсчет его косяков до предельного уровня.

— Сразу бы сказал, то тоже бы ничего не вышло, — Маша раздраженно отставляет стакан с лимонадом и откидывается назад. Смотрит в окно. — Не пошла я с ним ни к каким психологам.

— Почему? — тихо спрашиваю я.

— Светить своим грязным бельем перед незнакомым человеком? — переводит на меня взгляд. — Обнажать душу и слушать в ответ, что я чем-то не угодила ему? И без гарантий, что все вернется на свои места? Он мог со мной поговорить… но решил, что я не заслуживаю доверия после стольких лет. Его право. Пусть ему его мозги вправляет его любимка, — поднимает ладони в защитном жесте, — я умываю руки.

Я бы не влюбилась в Виктора. От его одного взгляда становится холодно и не по себе. Он собеседника взглядом режет.

А Маша бы не влюбилась в Егора. Он для нее слишком диковатый балагур-дровосек.

Мы разные.

Егор смог продавить меня, толкнуть к психологу, а с Машей бы так не вышло. Она из тех женщин, которые требуют той любви, которая не знает потрясений, ошибок и скуки.

Максималистка.

Как и ее муж.

Все или ничего. Никаких полутонов.

Ты либо любишь без сомнений, лишних разговоров и ошибок, либо нет.

Стоит ли мне делиться своим важным мнением на этот счет? Или просто улыбнуться и взять за руку?

— Да говори уже, — Маша вздыхает. — Я же предполагала, на какую встречу я иду. На ту, на которой меня пожалеют и дадут советов.