Дом у виноградника - Мария Суворовская

– Как пахнет, – восхищённо сказал Юсиф, приобняв её сзади, – божественно, лечебно…

– Садись, будем кушать.

Но Юсиф уткнулся носом в её волосы, вдыхал их, чуствовал запах Кати и не хотел её отпускать. Он был счастлив, что она пришла и вытащила его из дьявольской рефлексии отчаяния. Она – хрупкая, нежная – достала сто килограммов его безжизненного тела из алкогольного ада, чтобы возродить и заставить жить. Юсиф крепко сжал руки на Катиной груди, прижав её всей своей мощью. Была бы воля и возможность, он шёл бы так дальше по жизни с ней, как с путеводной звездой. Он впервые за почти пять десятков жизни на этой сложной и противоречивой планете понял, что такое любовь. Любовь – не испытание, не боль, не притирка; не те акробатические этюды в кровати, как с Ланой. А любовь, которая над миром, над обстоятельствами, которой неважно, какая погода за окном, что думают окружающие, и кто из них двоих в этой любви главнее.

Катя чувствовала сквозь волосы его дыхание. И оно пробирало до мурашек. Оно летело вниз живота чем-то горячим и пульсирующим. Ей было холодно и жарко одновременно. Юсиф согревал её своими крепкими и надёжными объятими. Она смотрела на его большие и крепкие руки, сомкнутые на её груди, и думала, какие они красивые, по-мужски красивые, эти руки. Смуглые, с длинными, но не тонкими аристокрастичными пальцами. Настоящие крепкие мужские руки с небольшим шрамом на указательном правом пальце.

– Я хочу тебя, – сказал Юсиф шёпотом, отодвигая волосы и начиная целовать шею, спуская рубашку Кати и целуя, слегка прикусывая её обнажённое плечо и спину. – Ты даже не представляешь, как я тебя хочу.

Катерине, не растерявшей остатки трезвости разума, хотелось сказать, что яичница остынет и будет невкусной, что кофе станет холодным. Но всем нутром, всем солнечным сплетением она хотела его не меньше, чем Юсиф хотел её.

И он это чувствовал. Юсиф развернул Катю к себе лицом, поднял её на руки, так, чтобы та смогла обвить его бёдра ногами. Посадил её на широкую столешницу, растегнул до конца её рубашку и стал прокладывать поцелуями дорожку от шеи через грудь, спускаясь ниже и ниже.

В окно ломился луч света, который словно прожектор освещал эту тайную фантастическую связь. Внутернний взрыв, инсайт… То, что чувствовала Катя, сложно описать словами.

Они лежали на полу и смотрели на кухонный потолок. Он был кристально белый. Девственно-белый прямоугольник. И каждому в нём виделось своё. Подмосковные луга, по которым Катя бегала в детстве. Они пахли цветами и летом, ромашками, клевером… Юсиф представлял бегущих лошадей, резвящихся на свободе. Это было ярким воспоминание ребёнка, выросшего в Азербайджане.

– Ты так красива… – сказал Юсиф, проводя рукой по покрасневшей щеке Кати.

– Не льсти. Мне уже не шестнадцать…

– Ох, сомневаюсь я, что в шестнадцать ты была так прекрасна, – Юсиф поцеловал её носик.

– О, я была прекрасна. Честно, прекрасна. Круглое личико, глаза, полные надежды, любви и веры в самое лучшее. Угловатая немного, ищущая себя. Но по-наивности и чистоте – прекрасная.

– Ты знаешь, я лежу и вспоминаю песню Митяева. Перефразирую. Ты могла быть первою брошенной женой… Ты могла быть интересной, но не уметь любить. Ты могла бы быть случайною… Но стала… – Юсиф подбирал слова. – Стала той, без которой я теперь не представляю своей жизни.

Катя трогала его волосы, их лёгкие волны. Волосы были слегла влажными. То ли от принятого недавно душа, то ли от энергичной страсти, после которой они безжизненно лежали на полу, не найдя силы приступить к завтраку.

– Я ужасно хочу есть. – Сказала Катя.

– Я тоже, вставай…

– Нет, сначала ты. Я не могу. Нет сил. Поднимай меня, – засмеялась Катя. Хотя… Если сейчас будешь поднимать моё обнажённое тело, шансов дойти до завтрака будет меньше.

Остывшая яичница показалась лучшим блюдом на планете, кофе подогрели. Расстраченные калории и силы постепенно восстанавливались. Юсиф подбирал остатки яицницы хлебом:

– Вчера я думал, что жить не хочется. Даже утром так считал. Дурак. А пришла ты, и жизнь изменилась.

– Я не знаю, зачем ты докатился до такого эмоционального дна.

– Просто это новость выбила меня. Слишком много событий за последнее время. Я должен тебе кое-что сказать, – замялся Юсиф.

– Говори, – глотая кофе, сказала Катя.

– У Ланы есть трёхлетняя дочь, – начал Юсиф, – и, честно говоря, я не знаю, кто её сможет взять. Родители Ланы умерли. Они жили под Саратовом. Есть сестра, она давно уехала в штаты. Может, она… Но это не очевидно.

– Это твой ребёнок? – задала резонный вопрос Катя.

– Да. Стопроцентно. Аврора очень на меня похожа.

– Где сейчас ребёнок? – спросила Катерина.

– В том и дело, что я понятия не имею, где она. Есть ещё одна проблема…

– Какая? – уточнила Катя.

– Я с ней почти не общался. Мне кажется, я её не люблю… Это ужасно, да? Ты именно так сейчас скажешь, – пристально посмотрел на Катю Юсиф.

– Во-первых, я так точно не скажу. Потому что человеческие отношения – единица переменная. Во-вторых, если ты с ней мало общался, как ты можешь делать такой вывод? – рассуждала Катя.

– Я люблю наших с Ликой детей, я знаю, что такое отцовские чувства… Если ты думаешь, что я бесчувственное существо… – напрягся Юсиф.

– Родной мой, я уже в том возрасте, когда понимаю всю многогранность и полутона человеческих восприятий. Ты не чудовище, не кусок холодного металла. Ты человек. Мужчина, для которого этот ребёнок чужой, несмотря на родственность ваших генов. Чтобы любить ребёнка, его надо растить, воспитывать. Любовь – существительное, произошедшее от глагола «любить». Тебе надо побыть рядом с девочкой.

Юсиф позвонил Руслану в Москву. Перевоз тела, судебно-медицинская экспертиза занимали немало времени, поэтому похороны откладывались.

– Руслан, ты не знаешь, где дочь Ланы?

– Твоя дочь? – уточнил, хотя можно было этого не делать, Руслан.

– И моя – тоже. Сути вопроса это не меняет.

– Она в детском доме. Я узнавал. Знал, что рано или поздно, ты поинтересуешься этим моментом.

– Как – в детском доме? Почему ты сразу не позвонил?

– Как я тебе позвоню? Если ты раньше ненавидел вообще всё, что связано с Ланой. Имя её на дух не переносил. Узнал только вчера. Понимал, что ты начнёшь искать её. Это было, прости, предсказуемо, – оправдывался Руслан.

– Так почему она в детском доме? – закипел Юсиф.

– Потому что Лана оставила ребёнка