Оливия Гейтс - Его пламенное сердце

Аристидес подвел Селену с Алексом к своим родственникам, которых, наклонившись, поочередно расцеловал в щеки.

Потом он повернулся к Селене:

— Kala mou, знакомься, пожалуйста, это моя Thai Олимпия, а это This Кристос. — Затем Арис обратился к своим тете и дяде: — Встречайте, это Селена Лувардис, а это наш сын Александрос. Надеюсь, вы поможете мне сделать так, чтобы их пребывание здесь осталось незабываемым.

У Селены все внутри сжалось. Они были его тетей и дядей. Алекс был его сыном.

И только она была сама по себе.

Хотя как иначе мог он представить ее? Бывшей любовницей, с которой у него была небольшая интрижка? Случайной матерью его сына? Участницей эксперимента?

При упоминании своего имени Алекс радостно пискнул в знак подтверждения. Он теребил сорочку своего отца, требуя его внимания. Арис в ответ нежно поцеловал сына. В такие минуты проявления чувств Селена могла видеть, насколько все естество Аристидеса пропитано любовью к их малышу. Потом Арис что-то зашептал Алексу на ушко и наклонил его вперед, ближе к своей тете.

Руки Олимпии дрожали от переполнявших ее чувств. Она бережно взяла Алекса и прижала к себе. Малыш, казалось, теперь был согласен пойти на руки к кому угодно, потому что ему доставляло удовольствие слушаться своего отца.

В объятиях тети Ариса Алекс довольно заулыбался, отчего на ее глазах заблестели слезы.

— Ох, Аристидес, мой дорогой, наконец. Твой сын!

Алекс посмотрел на Ариса, требуя похвалы за послушание. Тот нежно потрепал его за щеку.

Селена чуть не заплакала от того счастья, которое светилось в его глазах.

— Да, наконец, — волнуясь, подтвердил Аристидес.

Следующие несколько дней они обживались.

Арис выделил ей и Алексу одно из восьми помещений, почти такое же огромное, как ее многокомнатная квартира в Нью-Йорке, а сам поселился напротив них, по другую сторону огромного холла. В помещение Селены вели также отдельные ступеньки с нижнего этажа, которыми пользовалась Элен, когда приходила посмотреть за малышом.

Теперь, когда Арис не пропускал ни одной минуты, чтобы побыть с Алексом, Элен заступала на смену, только когда малыш спал. А спал он теперь дольше обычного, потому что тратил очень много энергии, восторгаясь, что его папа проводит с ним целый день и что он находится в таком чудесном и волшебном месте.

Когда он спал, Селена оставалась наедине с Арисом.

Сейчас как раз выпало такое время.

Рука об руку они шли по уединенной части морского побережья. Оба сосредоточенно молчали. Под ногами переливался золотой песок, рядом плавно покачивались искрящиеся на солнце волны, задавая ритм их сердцам.

Селена время от времени украдкой бросала страстные взгляды на Ариса. Каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, ее тело пробирала дрожь. Иногда она неуверенно улыбалась ему. Иногда смеялась. Или, выпустив его руку из своей, бежала по направлению к мерно плещущимся волнам, покрытым шелковистой пеной.

Разве ее можно было винить за это? Она оставила суматошный город и перенеслась сюда, в это райское место, где ей угождал и прислуживал бог удовольствий и искушений.

Последний раз она так резвилась, когда ей было лет десять. Устав, Селена рухнула на теплый песок и, раскинув руки, как будто желая обнять ярко-голубой купол неба, вздохнула:

— Подумать только, я всегда была уверена, что у тебя нет дома.

Арис опустился рядом с ней. Приподнявшись на локте, он провел глазами по ее изящной и гибкой фигуре:

— У меня его нет.

Она села, удивленно оглянулась и вопросительно посмотрела на него:

— А как же… все это?

Он пожал плечами и устремил свой взгляд на горизонт:

— Это не совсем дом. Не в том смысле, чтобы я когда-либо намеревался жить в нем.

— Тогда зачем же ты его купил?

— Вообще-то я его построил.

— Но зачем, если ты никогда не собирался в нем жить?

Он снова пожал плечами:

— Я думал, что строю его для своих братьев и сестер на случай, если они вдруг захотят вернуться домой, на родину. Но пока они приезжают сюда только на несколько дней, чтобы отдохнуть.

Значит, он построил этот дом не для себя. И не для будущей семьи. Ведь он полагал, что у него никогда не будет таковой. Сможет ли такой человек, как он, когда-нибудь измениться, восстановить связи, которые он отвергал всю свою жизнь?

Но ведь должна же быть причина, по которой он построил свой дом именно здесь.

— Ты родился где-то поблизости? — попыталась выведать правду Селена.

— На самом деле я построил дом здесь, потому что, когда я был маленьким, этот уголок острова был дальше всего от того места, где я родился.

Вот в чем причина. Отрицательная. На уровне эмоций. Она говорила о том, что Арис не руководствовался одним лишь холодным рассудком и практическими соображениями. Он подобно другим человеческим существам был подвержен эмоциональным порывам.

— Крит здесь в ширину всего несколько километров. Мой дом находился на другой стороне острова, которая выходит на Ливийское море. Я пешком пересекал остров, чтобы добраться до туристического города и порта Агиос Николаос, который расположен на востоке Ираклиона. Там я получил свою первую работу в доках. Я начал исследовать необжитые территории, пока не наткнулся на эту бухточку. Когда мне хотелось уединиться, я часто приходил сюда и часами гонялся по тому холму, на котором сейчас стоит дом, а потом садился поесть, если у меня была с собой еда, и посмотреть, как садится солнце и на небе зажигаются звезды. После того как мне исполнилось десять, и до пятнадцати лет я чаще засыпал под звездным куполом неба, чем дома. Когда мне удалось сколотить первый миллион, я сразу же купил эту землю. И несколько лет назад закончил строить это поместье.

Так много информации. Вмещающей такие душевные страдания, одиночество и невзгоды и поведанной с такой искренностью и беспристрастием. Селене ужасно хотелось узнать подробности того, что с ним случилось, что заставило его превратиться в человека, вселяющего ужас в окружающих, которого ничего в жизни не интересовало, кроме власти. Человека, который завладел ее мыслями и желаниями и собирался сделать то же самое с ее приоритетами и планами на будущее.

— Почему ты не стал добиваться американского гражданства?

Он вздохнул, по-прежнему глядя на горизонт:

— Не видел смысла.

— Но все твои братья и сестры теперь — американцы.

Арис кивнул:

— Я привез их в Америку, когда они были еще маленькими, и они больше никуда не захотели уезжать. А я не хотел быть привязанным к одному месту, чтобы ничто не удерживало меня там, чтобы никто не вмешивался в мои дела или рискованные предприятия, в которые я пускался. Еще несколько дней назад я не хотел ничего другого.