Мелани Милберн - Подари мне ночь

Себастьян нагнулся, чтобы посмотреть на своего только что родившегося сына, прижатого к груди Кэсси. Себастьян вдруг почувствовал на глазах слезы, хотя в последний раз он плакал, когда был еще совсем ребенком. Его глаза затуманились, он шумно сглотнул.

– На этой фотографии ему около двух недель, – продолжила Кэсси, перелистывая страницу.

На этом фото Сэм был укутан в одеяльце, явно тюремного происхождения, и Себастьян тут же почувствовал новый укол вины. И это ощущение только усиливалось, по мере того как в кабинете шелестели страницы фотоальбома. На месте одной из фотографий лежали прядь волос Сэма и даже несколько его детских ноготков.

Себастьян испытал неодолимое желание дотронуться до темных детских волос, которые, возможно, ничем не отличались от его собственных, когда ему было столько же дней, сколько Сэму. Они оказались невероятно мягкими и шелковистыми, и у Себастьяна сдавило горло от нахлынувших на него эмоций.

– У меня не так много его фотографий, когда ему было три годика, – сказала Кэсси, не отрывая взгляда от альбома и невольно прислонившись к Себастьяну.

– Почему? – спросил он.

– Потому что в три года его у меня отобрали, – сказала Кэсси, и в уголках ее губ появились горькие складки. – Приемные родители, с которыми жил Сэм, не утруждали себя еще и тем, чтобы фотографировать сироту. Понятно почему, – криво усмехнулась она. – Они знали, что его мать в заключении.

Только сейчас Себастьян начал лучше понимать все, через что пришлось пройти Кэсси.

– Не оставишь мне эти фотографии на несколько дней? – спросил Себастьян. – Я сделаю копии.

Кэсси не поручилась бы наверняка, но ей показалось, что глаза Себастьяна влажно блеснули.

– Конечно. Но пожалуйста, осторожнее. Я уже потеряла две фотографии и больше не хочу ничего терять.

– Я прослежу за тем, чтобы с фото ничего не случилось, – заверил ее Себастьян. – Спасибо, что показала их мне. Не могу даже сказать, как много это для меня значит.

Кэсси сжала губы, борясь с собственными эмоциями. Поднявшись с дивана, она обхватила себя руками и посмотрела в лицо Себастьяну.

– Мне так хотелось дать ему больше, чем я смогла, – дрогнувшим голосом сказала она. – Он заслуживает гораздо больше его. Боюсь, что Сэм так никогда и не сможет оправиться от… в общем, что нас однажды разлучили. Те годы, что он провел вдали от меня, в чужой для него семье… – Кэсси смахнула слезы с ресниц и продолжила все тем же срывающимся голосом: – Я не могла о нем заботиться, оберегать. Что, если кто-то его обидел? Что, если кто-то обращался с ним так же жестоко, как мой отец со мной, а меня не было с ним рядом? – В глазах Кэсси промелькнула мука. – Я не могла защитить его так же, как никто не мог защитить меня.

– Твой отец… – чужим голосом сказал Себастьян, вставая с дивана. – Он что… бил тебя?

У Кэсси вдруг задрожали губы, из глаз покатились обжигающие слезы боли и горечи.

Себастьян привлек ее к себе, положил ее голову себе на плечо и стал гладить по волосам, бормоча какие-то успокаивающие бессмысленные слова, пока тело Кэсси сотрясалось от приглушенных рыданий.

– Мне так жаль…

Кэсси сделала попытку разорвать его объятия, но Себастьян, хоть и ослабил хватку, не выпустил ее из кольца своих рук.

– Расскажи мне все, Кэсси, – мягко сказал он. – Теперь ты в безопасности. Больше никто тебя не обидит. Я не позволю этому случиться.

Кэсси подняла голову. Подбородок ее дрожал совсем как у Сэма, и Себастьяна захлестнула новая волна эмоций. Да, он потерял очень многое, но сейчас начинал думать, что в этом главным образом была именно его вина! Он попал в ту же ловушку, что и другие, – позволил себе судить о Кэсси, так и не удосужившись как следует ее узнать. Теперь, когда в кроссворде ее жизни проступили все буквы, он увидел то, что раньше ускользало от его глаз.

– Он сломал мне руку, – вырвалось у Кэсси, и, раз начав, она уже не могла остановиться. – Он сломал мне руку, когда мне было четыре года. По дороге в больницу он предупредил, что, если я хоть слово скажу, как это произошло, мне будет только хуже. Он велел мне сказать, что я упала с кровати. Я тогда очень испугалась. Отец не впервые поднял на меня руку, но после того случая он стал меня бить если не реже, то хотя бы с осторожностью. А на людях роль любящего, хотя и обеспокоенного непростым характером своей дочери отца он играл просто блестяще.

Себастьян поглаживал ее холодные, бескровные руки.

– Кэсси. Бедная моя Кэс… – только изредка повторял он.

Кэсси продолжала все тем же ровным, бесцветным голосом:

– Повзрослев, я стала намеренно делать все, чтобы ему досадить и чтобы ему было стыдно за мои поступки. Он не переставал меня бить, и я не могла об этом говорить. Боюсь, тогда я не слишком задумывалась о том, как мое поведение может повлиять на дальнейшую жизнь.

– Господи, Кэсси, ты же была ребенком! Девочка, живущая в постоянном страхе, которой не к кому было обратиться!

– В ту ночь, когда мы поссорились… – Кэсси помедлила, на ее лице проступила боль, вызванная воспоминанием. – Я чувствовала – у меня нет иного выбора. Отец постоянно угрожал, чтобы я не смела никому ни о чем говорить… Да и куда бы я пошла, к кому обратилась, если почти все в полиции были его друзьями? Влиятельные друзья у него были везде. У меня же – ничего, кроме изрядно подпорченной репутации.

На лбу Себастьяна образовалась глубокая морщина.

– Выходит, ты лгала мне, что кроме меня встречаешься еще с другими парнями, чтобы я ничего не заподозрил?

Кэсси кивнула:

– Прости. Должно быть, это тебя задело, но ничего другого мне в голову не пришло. К тому же я собиралась уехать с острова сразу, как только мне исполнится восемнадцать. Отец увидел мои собранные вещи и… Вот так все и вышло…

– Он на тебя набросился, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Себастьян.

– Да. Я думала, что он… – Кэсси зажмурилась, словно не могла произнести фразу вслух.

Тошнота подкатила к горлу Себастьяна, когда он вдруг понял, на каком слове Кэсси запнулась.

– Мне очень жаль, – сдавленно произнес он, понимая все бессилие своих слов. – Мне очень жаль. Я так сожалею, что ни о чем не догадывался… Мне очень жаль, что я не смог тебя уберечь. Мне жаль, что ты не доверяла мне настолько, чтобы сказать правду. – Себастьян чуть отодвинулся, заглядывая в ее покрасневшие глаза. – Но почему ты ничего сказала во время судебного процесса? Неужели не нашлось бы никого, кто бы тебе поверил?

Кэсси подняла на него потухший взгляд:

– Я думала об этом, но когда смотрела в глаза людей, кому могла бы довериться, то всегда читала лишь презрение. Я была шлюхой, взбалмошной дрянью, которая причинила столько горя своему бедному, не знающему отдыха отцу. – Кэсси вздохнула и грустно продолжила: – Когда я узнала, что беременна, я поняла, почему избегала борьбы. Я была так подавлена, у меня не было сил… Я хотела лишь одного: чтобы все поскорее закончилось.