Его дерзкая горничная - Кэрол Маринелли

— Ваш брат? — прервала его мать настоятельница. — Я думала, вы здесь из-за…

— У меня нет сына. — Данте встретился с ней взглядом. — Мой отец приезжал на похороны моей матери. Он наблюдал за происходящим издалека, и я предполагаю, что он… Конечно, ребенок не мой. — Тогда я должна извиниться перед вами, синьор.

— Не надо, — сказал он. — Вы не единственная, кто сделал неверный вывод.

Его раздражало, что Алисия просто предполагала о нем худшее. Это запятнало святость того времени, которое они переживали вместе.

— Я не могу больше обсуждать это с вами. Все было иначе, когда я считала, что вы — отец подброшенного младенца.

— Я согласен с тем, что вы не можете подробно обсуждать Роберто, — сказал Данте, намеренно давая ей понять, что знает имя мальчика. — Пожалуйста, рассказывайте мне только то, чем можете со мной делиться. Однако у меня есть несколько вопросов.

Их разговор прервали, когда послышались шаги, а затем стук в дверь. Появилась сестра Анжелика с подносом.

— Мы с синьором Шинина решили прогуляться, — сказала мать настоятельница и посмотрела на Данте. — Или вы хотите выпить кофе?

— Давайте прогуляемся.

На мысе было ветрено, но приятно после поездки, и Данте чувствовал себя комфортно в тишине.

— Он счастлив, — сказала мать настоятельница. — Вот и все, что я могу вам сообщить. У него любящая семья, и он процветает.

— Как долго он был здесь? — Он не хотел, чтобы его брат пробыл здесь долго, потому что знал, как его мать ненавидела это место.

— Несколько месяцев. Сначала мы надеялись, что его усыновит молодая пара, но ничего не вышло. — Значит, его перевозили с места на место?

— О нет. — Мать настоятельница покачала головой. — О Роберто заботились здесь, в детской, и его очень любили. Его усыновила супружеская пара, когда ему было девять месяцев. С тех пор они… — Она улыбнулась. — У него родился брат или сестра. — Ему расскажут о его происхождении?

— Я не могу это обсуждать. Однако я храню письма в своем сейфе на тот случай, если возникнет такая необходимость. Если вы решите рассказать ему о себе, то выждите время.

— Для чего?

— Лучше подождать, пока эмоции улягутся.

— Я не эмоциональный человек, — сказал Данте, хотя, прогуливаясь по этим землям, он обманывал себя.

— Вы узнали об этом только сегодня утром? — иронично произнесла она, повернулась к нему лицом и улыбнулась.

— Ну да, у меня слегка разыгрались нервы.

Они подошли к маленькой каменной школе, и он сказал:

— Моя мать училась здесь.

— Верно. — Мать настоятельница кивнула.

— По-моему, она была плохой ученицей.

— Да. — Мать настоятельница посерьезнела. — Мы должны были уделять ей больше внимания. Теперь я это понимаю.

— Времена были другие. — Даже тот факт, что они вели этот разговор, свидетельствовал об этом. — И вы взяли ее к себе, а родители — нет.

— Тем не менее, мы должны были вмешаться, и я сожалею, что мы этого не сделали. Еще раз прошу прощения, синьор.

Он посмотрел на школу. Он никогда раньше не был на этой территории потому, что учился в городской школе.

— Школа была очень уважаемой.

— Сейчас она меньше ценится. Когда-то она была по-настоящему великой. — Мать настоятельница натянуто улыбнулась. Она наверняка догадалась о том, что Данте, округлив глаза, решил, будто она просит денег на школу, поэтому прибавила:

— Я сожалею о том, как мы уладили дела, как с вашей матерью, так и с вами — ее ребенком. Я не так бесхитростна, чтобы просить у вас пожертвование. Вы настолько циничны, что я должна тщательно следить за своими словами?

— Вы меня неверно поняли.

— Дело не только в том, чтобы быть уважаемой школой. Есть дети, для которых мы могли бы сделать гораздо больше. Например, для вашей старинной подруги.

Данте нарочно нахмурился, отказываясь показывать свой глубокий интерес, и все же почувствовал облегчение, что мать настоятельница заговорила снова.

— Алисия, — подсказала она, не подозревая, что в этом нет необходимости, потому что на самом деле у Данте была только одна подруга.

— Ах да, — сказал он так, словно вспомнил ее.

— Она была умна, но не умела ни читать, ни писать. Кто знает, кем бы она стала, если бы у нее был доступ ко всему, что возможно сейчас? Наверное, премьер-министром. Она была очень сообразительной.

— Она ведь умела читать. — Он нахмурился, не сомневаясь, что монахиня путает детей. — Мы ходили на кладбище и читали надписи. Вы уверены, что имеете в виду Алисию?

— О, она очень хорошо это скрывала, — сказала мать настоятельница.

— У нее была сестра-близнец. — Данте увидел, как мать настоятельница слегка покраснела, опустив голову. — Беатриче?

— На самом деле они не были близнецами. Это была еще одна история, которую придумала Алисия. Кстати, Беатриче читала Алисии книги, и та все запоминала. Вы знаете… — Она замялась.

Данте повернулся к ней и заставил себя улыбнуться. Улыбаясь определенным образом, он всегда добивался своего.

— Алисия заботилась о вашем брате в первые месяцы его жизни.

— Правда?

— Да, она работала в детской. Так что можете быть уверены, что о нем всегда хорошо заботились и его любили.

Данте закрыл глаза.

— Фактически, другая пара, о которой я вам рассказывала…

— Пара, которой вы хотели отдать Роберто?

— Да. Алисия хотела выйти замуж, чтобы усыновить Роберто, — произнесла мать настоятельница.

Он не знал, что сказать.

— Она всегда по-особому заботилась о нем. Но оказалось, материнство и брак не для нее.

Они сделали полный круг по дороге и снова приближались к монастырю, и теперь у матери настоятельницы возник вопрос:

— Вы простили свою мать?

— У меня было достаточно проблем с тем, чтобы простить своего отца, — признал Данте.

— Вспоминайте о ней что-нибудь приятное.

— Она делала отличную яичницу. — Он не шутил. — Иногда у нас бывали хорошие ужины. — Помолчав, он решил задать вопрос ради Алисии. — Беатриче получила стипендию, не так ли?

— Это было много лет назад. Я не помню, что случилось со всеми детьми. Их было так много…

Данте остановился и повернулся к ней лицом.

— Вы помните мою мать, — очень медленно произнес он. — Вы помните Алисию. Разве вы не помните лучшую ученицу школы?

Она молчала и смотрела ему в глаза.

— Я говорил вам в самом начале, что не хочу врываться в чью-нибудь жизнь, — сказал он.

— Не будите спящую собаку…

Данте упорствовал:

— Чем дольше собака спит, тем злее становится.

Данте не отвечал на звонки Алисии, а она не понимала, что ей делать.

— Данте, пожалуйста, перезвони, — умоляла она, когда ее звонок переключался на голосовую почту. — Даже если ты сердишься,