Это (не) твой ребенок (СИ) - Григ Гала

Вот она уже почти у выхода из роддома. Тихо. Никого. Швейцар, уткнувшись носом в локоть, мирно посапывает.

Всего несколько шагов отделяет ее от заветной двери. Не дыша, сдерживая хаотичные удары сердца, женщина повернула ключ. Словно тень проскользнула в дверной проем.

Ночь поглотила ее, бесшумную и дрожащую, бережно прижимающую к груди крохотную малышку…

Павел не спал. Уставившись в потолок, он вновь и вновь мысленно прокручивал страшные события дня. Возбужденный мозг, не желая дать хоть несколько минут отдыха, заставлял переживать случившееся с новой силой…

Вот Марина стоит у окна роддома. Она улыбается ему. Значит, все хорошо. И он, успокоенный и счастливый, отправляется на работу.

По телефону жена рассказывает ему, что видела их малютку:

— Паша, она такая крохотная. И очень похожа на тебя.

— Ты держала ее на руках? — сердце Павла замирает от счастья и зависти, он тоже хочет увидеть дочку.

— Нет, что ты! Я видела ее через стекло, в отдельном боксе. Там их двое. Обе девочки. Но наша самая красивая. Пашенька, я так люблю ее. Хочу прижать к себе и больше не отпускать.

— А что она кушает? Ведь ты сказала, что тебя к ней не пустили, — Павел не на шутку встревожен: ребенок ведь должен сосать грудь!

— Ее кормят через зонд. Она еще очень слабенькая и не может самостоятельно сосать.

— Ничего не понимаю. Она что уже на смесях?

Марина успокаивает:

— Нет, мне медсестра объяснила, что у некоторых мамочек излишки молока, и они делятся им с нашей Алисой.

Павел не может уложить все это в голове. Там сплошной сумбур от вопросов о том, чем там кормят его манюню, во что ее одевают, нужны ли памперсы и какого размера.

— Паша, я все тебе написала в эсэмэске. Все. Больше не могу говорить. У нас тут. Короче, позже позвоню и все расскажу. Чмок тебя.

— Я вас обожаю, — шепчет Павел, словно боясь разбудить маленькую дочку. Но в трубке уже гудки.

Рабочий день подходит к концу. Сейчас он, собрав все по списку плюс кучу того, что сам считает нужным для малышки и жены, отправится их проведать.

Звонок выхватывает его из приятных мыслей о предстоящем посещении Марины. Сегодня ему разрешат повидаться с ней. Она уже встает, выходит в коридор.

Звонок какой-то необычный, он врывается в его мозг колючей занозой, мешает ему думать о приятном.

В трубке незнакомый мужской голос:

— Павел Трофимович?

— Я Вас слушаю, — отвечает Красницкий. И почему-то от этого голоса все холодеет внутри.

— Это из родильного отделения…

— Ну же, ну же, что там? — лихорадочно думает Павел и ловит себя на мысли, что боится услышать плохие новости.

— Вам надо приехать в больницу. Ваша дочка… она… умерла.

— Этого не может быть. Как это? Да что Вы такое говорите, — он отказывается верить в случившееся. — А Марина? Что с Мариной?!

— Ей сделали успокоительное. Она сейчас спит. Приезжайте. Надо решить формальности.

— Какие формальности? К черту все формальности, — кричит он в трубку, но уже идет сигнал отключения связи.

Дальше все как во сне.

От воспоминаний его отвлекает непонятный шум у входной двери. То ли кто-то скребется в дверь, то ли пытается открыть ее ключом.

— Что бы это могло быть? На ветер не похоже.

Павел не спеша встает с постели. Ночь. Темно, хоть глаз выколи. Не включая свет, подходит к двери. Пытается разглядеть, что там происходит. Не выдерживает. Распахивает дверь. Он не верит своим глазам.

Перед ним стоит Марина. Продрогшая, слабая. В руках сжимает что-то похожее на наспех запеленатого в больничный халат ребенка. Глаза Марины сияют.

— Паша, — произносит она из последних сил, которые уже покидают ее. Он едва успевает подхватить ее вместе с ребенком и усаживает в кресло.

— Марина? Ты почему здесь? И чей это ребенок?

Она дрожит от холода, ее колотит нервный озноб. Павел принимает из ее рук дитя, бережно кладет его на диван. Бежит в детскую. Дрожащими руками набирает распашонки, чепчики, одеяльце.

Взволнованно наблюдая за женой, он неумело укутывает крохотное существо, личико которого от холода стало синюшным.

Кое-как справившись с укутыванием ребенка, Павел бросается к жене. Пытается согреть ее руки. Укутывает ее в теплый халат, растирает руки, ноги.

Марина смотрит на все его движения блаженным взглядом. В глазах — счастье, на губах улыбка.

— Мариша, — повторяет он свой вопрос, — чей это ребенок?

— Пашенька, ты что не видишь? Это же наша Алиса. Ты не узнал ее?

Ребенок заплакал.

— Видишь, она откликается на свое имя.

— Это не твой ребенок, Мариша! Наша дочка умерла! Опомнись. Девочку надо немедленно вернуть в больницу. — Он берет на руки малютку, которая продолжает плакать.

— Мариша, это не твой ребенок, — повторяет Павел, стараясь говорить спокойно, но убедительно. — Младенца надо вернуть.

— Нет! Ты не сделаешь этого! — Она вскакивает с кресла и с непонятно откуда взявшейся силой резко выхватывает громко плачущую малышку из рук мужа. Глаза горят безумием.

Да, это безумие, понимает Павел.

Он обнимает жену, осторожно, чтобы не вызвать агрессию, усаживает ее в кресло.

— Не смей ее трогать! — кричит Марина, все сильнее прижимая надрывающуюся от крика кроху. — Ты не узнал собственную дочку! Не подходи ко мне! — Предупреждая его желание забрать ребенка, она укрывает малютку своим телом.

— Тише, тише, родная, ты разбудила нашу девочку, — уговаривает Павел, лихорадочно соображая, как отнять у нее ребенка. — Давай ты переоденешься во все домашнее. Надо покормить девочку.

— Девочку? Ты даже имени ее не помнишь! Это ведь наша Алиса. Доченька моя родная, любимая. — Марина зацеловывает ребенка, укачивает ее. Сама раскачивается словно маятник.

Павел понимает, что отнять у нее ребенка, не навредив ему, невозможно.

— Марина, пройдем в детскую. Алису надо уложить в кроватку. Тебе надо отдохнуть. — Он осторожно подходит к жене. Она резко отворачивается. — Не бойся, моя хорошая, я помогу тебе. Пойдем в детскую.

Глаза Марины беспокойно забегали, она затравленно озирается по сторонам, но успокоенная тихим голосом мужа, дает увести себя вместе с малюткой, которую не отпускает ни на минуту.

В комнате тепло, уютно. Мягкий свет от ночника освещает только часть комнаты над кроваткой.

Не переставая беспокойно оглядываться, Марина при виде кроватки улыбается:

— Сейчас, мое золотце я убаюкаю тебя. Посмотри, какие чудесные вещички тебя ждут. Вот мы и дома, кровиночка моя, радость моя.

— Паша, посмотри, какая она красивая! Эти глазки, эти губки. А какие крохотные у нее пальчики. Ты моя прелесть. Не плачь. — Она уже без опаски укладывает девочку в кроватку. Сама садится рядом.

Слезы безумной радости катятся из ее глаз, она напевает колыбельную, с нежностью глядя на малютку.

Павел не мешает ей, понимая, что сейчас главное, чтобы она перестала тревожиться. Чтобы поверила, что ребенка у нее никто не собирается отнять.

— Марина, ты тоже приляг, отдохни, — ему надо, чтобы она успокоилась. Садится рядом с женой, обнимает ее за плечи. — Поспи, моя хорошая. Тебе надо поспать.

И она поверила ему, усталость, тревога, страх буквально навалились на ее помутневшее сознание и сомкнули ее веки.

Павел тихо вышел из комнаты.

— Что делать? Куда сообщить? В больницу или сразу в полицию? — Подумав с минуту, позвонил Лаврецкому, в двух словах рассказал о случившемся.

— Что мне делать? Она вне себя. Я боюсь за них обеих.

— Дождитесь меня, пока никуда не звоните, — Лаврецкий был собран, его действия были решительными и конкретными. — Назовите мне Ваш адрес. И ни на секунду, Вы слышите меня, ни на мгновение не оставляйте жену без присмотра. Я выезжаю. Дальше определимся.

До приезда Лаврецкого, казалось, прошла целая вечность. Павел сел на стул рядом с кроваткой ребенка, напротив на диванчике прикорнула в неудобной позе Марина. Сон ее был тревожен. Она то и дело вскрикивала, что-то бормотала во сне.