Хелен Бьянчин - Сердце вне игры

— Черт побери, Роми, о чем ты думала?

У него был пистолет.

— Он не был заряжен, — возразила она.

Его глаза стали почти черными.

— Ты не могла этого знать.

Следовало ли ей упомянуть о том, что этот инцидент был не первым? Что владение приемами самообороны было обязательным для всех учителей в ее предыдущей школе? Что за три года работы там она получила множество незначительных травм вроде этой?

Но в данный момент ее гораздо больше интересовала причина его беспокойства за нее.

Означает ли это, что она ему небезразлична? Неужели он испытывает к ней что-то еще помимо сексуального желания? Что-то более глубокое?

Глубоко внутри нее поселилась надежда, но Роми не стала задавать ему вопросов из страха ее спугнуть.

Вместо этого она протянула здоровую руку и провела пальцем по зазубренному шраму, пересекающему его ребра.

— У тебя тоже есть несколько следов от боевых ран. — Каждого из них она касалась губами, но не отваживалась спросить, как они были получены.

Его глаза сделались еще темнее, словно он прочитал ее мысли.

— Это совершенно разные вещи.

Роми пристально посмотрела на него:

— Неужели?

«Еще какие разные», — подумал Хавьер. Он боролся за выживание в месте, где больше никогда не хотел оказаться. Там, где лезвие ножа и кастет могли нанести непоправимый вред здоровью и внешности, где нунчаки могли убить. Он неоднократно видел такое собственными глазами.

Но опасности закалили его характер, научили разбираться в людях, и он смог вырваться оттуда, где царили насилие и смерть.

Он сумел извлечь выгоду из этого горького опыта и благодаря своей безжалостной деловой хватке, о которой ходили легенды, создал себе будущее. Его неохотно стали уважать те, с кем он теперь стоял на одной социальной ступени.

Большая часть его прошлого оставалась тайной за семью печатями. Лишь изредка прессе удавалось раскопать мельчайшие факты его биографии. Поэтому конкурентам оставалось лишь строить догадки и относиться к нему с осторожным почтением, что всегда его забавляло.

— Да.

Роми так и знала, что ответ будет кратким.

Ей нужно было создать между ними дистанцию, иначе она утратит способность здраво мыслить.

— Я все. — Она начала подниматься, но Хавьер остановил ее, положив руку ей на плечо:

— А я еще далеко не все.

Роми бросила на него взгляд полный отчаяния.

— Останься, — мягко попросил ее муж, и она несколько секунд смотрела на него, словно зачарованная, затем вскрикнула, когда он притянул ее к себе.

Почувствовав, как сильно он возбужден, Роми вопросительно посмотрела на него. В ответ он лишь улыбнулся и, наклонив голову, начал покрывать поцелуями плавный изгиб ее шеи.

Ее тут же накрыла волна приятных ощущений, и она уступила.

Его руки накрыли ее грудь и ласкали до тех пор, пока соски не стали твердыми, как две малиновые бусинки. Затем Хавьер провел ладонью по ее животу, задержавшись возле пупка, после чего опустился ниже.

Это было больше, чем Роми могла вынести. У нее перехватило дыхание, когда он, встретившись с ней взглядом, начал погружать палец в ее влажную пустоту.

Его темные глаза горели дьявольским огнем. Она чувствовала, как внутри ее по спирали нарастает наслаждение. Достигнув своего пика, оно продолжалось бесконечно долго, наполняя ее, до тех пор, пока не перелилось через край и она не испытала ощущение полета.

Затем он накрыл ее губы своими. От его нежности на глаза ее навернулись слезы.

Он нужен ей весь. Не только его тело, но также сердце и душа.

Он об этом знает, не так ли?

Сейчас он был для нее всем миром, и ей хотелось стать для него тем же.

Роми вскрикнула от неожиданности, когда Хавьер отстранился. Встав, он поднял жену на руки и вышел из ванны. Пока он вытирал сначала ее, затем себя, она неподвижно стояла и смотрела на него.

Затем он снова ловко подхватил ее на руки, отнес в спальню и, отогнув покрывало, опустил на кровать и лег рядом.

Приподнявшись на локте, Хавьер принялся нежно водить пальцами по ее груди.

«Он просто гений соблазна», — решила Роми, пока он покрывал поцелуями самые чувствительные участки ее тела.

Эта сладостная пытка продолжалась целую вечность, и наконец она взмолилась о пощаде. Услышав ее отчаянные стоны, Хавьер наконец сжалился над ней. Опустившись поверх нее, он раздвинул ей ноги и рывком погрузил в нее свою внушительную плоть. Ее внутренние мускулы тут же плотно сомкнулись вокруг него, и он задвигался, постепенно ускоряясь и вознося их обоих к вершинам чувственного блаженства.

Когда все закончилось, он так нежно ее поцеловал, что по ее щекам потекли слезы. Он начал нежно убирать их губами. От этого она еще сильнее расплакалась.

— Dios, — мягко произнес Хавьер, подняв голову. Его глаза были почти черными. — Я сделал тебе больно?

Роми покачала головой. Он был слишком осторожен и не мог причинить ей боль.

Но даже это не означало наверняка, что он ее любит.

— Amante, — сказал он. — Ты думаешь, мне было бы безразлично, если бы с тобой что-то случилось? — Он перекатился на спину и усадил ее рядом с собой так, что она прислонилась к его согнутым коленям. — Почему, по-твоему, я ушел посреди встречи и вернулся домой первым же рейсом?

— Хотел лично убедиться, что с твоей собственностью все в порядке?

Ему хотелось свернуть ей шею, но вместо этого он положил ладони ей на щеки, наклонил ее и поцеловал в губы.

Отстранившись, Хавьер нежно провел пальцем по ее слегка припухшим губам.

— Ты маленькая дурочка. — Он улыбнулся, и его суровые черты смягчились. — Как ты можешь во мне сомневаться? Я обожаю в тебе все. То, как ты тянешься ко мне во сне. Твое великодушие. То, как ты защищаешь принципы, в которые веришь. — Сделав паузу, он легонько провел пальцами по ее щеке. — И многое другое.

Неравнодушен — хорошо. Обожает — еще лучше. Вот только это еще не любовь… самое совершенное чувство в своей простой правде, исходящее от сердца и души.

— Однажды ты сказал, что не способен на любовь.

— Потому что у меня никогда ее не было, — признался он. — Я не знал, что это такое, до тех пор, пока ты от меня не ушла.

Роми ничего не ответила. Она обдумывала его слова и многочисленные вопросы, на которые до сих пор не получила ответа.

— Нечего сказать, querida!

Ее глаза напоминали темно-синие озера, такие глубокие, что в них можно было утонуть.

— Однако ты приложил все усилия, чтобы я не смогла с тобой связаться.

Хавьер не стал притворяться, что не понял, о чем она говорит.