Не было ничего (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна

Не успела. Черт. Дверь врезается во что-то упругое и отпружинивает назад. Придется включить Стервеллу, чтобы дать ему отпор.

— Как ты это сделала? — Захлопывает за собой дверь, закрывая на замок нас.

— Что именно?

— Ты знаешь, — кивает на меня и наступает.

— Выйди из комнаты, тебе нельзя тут находиться.

— Тебе тоже много чего нельзя, но ты лезешь. — Ух, как прёт за свою правду. Прям, страшно становится, не знаю только, за что.

— Ксения Олеговна, а не ты. — Поправляю парня, чтобы позлить ещё больше.

— Ага, сейчас. Так как ты это провернула? Или целую ночь подбирала пароль?

— О чем ты говоришь, я не понимаю. — Разворачиваюсь и ищу глазами занятие, чтобы показать, что парень со своими детскими наездами, мне не интересен.

— Я про телефон. Ты залезла в него и все удалила.

— Я ничего не делала.

— Зачем тогда убегала? — С каждым вопросом шанс раскрыть меня все реалистичней.

— Чтобы лицо твое довольное не видеть.

— Я все равно знаю, что это ты. Снимок, сделанный камерой, при неправильном отпечатке сделан глубоко ночью. И не забудь теперь закрывать постоянно дверь, иначе в какой-то момент тебя может ждать неожиданный сюрприз в постели.

— Ты что ли?

— Нет, — подходит непозволительно близко и наклоняется. — Ужик или мышка. — От этих подробностей становится неуютно, но я все равно держусь и не подаю вида, что боюсь.

— Люблю мышек, ужи в принципе тоже безобидные. Так что приводи всех. Еще и ручной зоопарк открою. Могу тебя в долю взять.

— Теперь ко мне будешь обращаться тоже Алексей Валерьевич. Тогда у нас получится какой-то диалог.

— Я тут вожатая, ты обязан меня слушаться. Не хочешь, может собирать вещи и ехать домой настраивать там диалоги.

Он точно идиот, если думает, что я буду звать его по имени-отчеству. А почему бы мне просто не игнорировать его? Все эти детские шуточки когда-то закончатся.

Пока были на обеде, сразу определила, где он сидел, и просто не смотрела в ту сторону. Он мог снимать меня, ржать, шутить, показывать пальцем, но мне было все равно. Чтобы какой-то малолетка меня держал в ежовых рукавицах.

— Ты чего какая-то не своя сегодня? — Подсаживается ко мне Алиса с подносом еды.

— Да так, подход к ним найти пытаюсь. Но пока они только проверяют меня на прочность.

— Когда я ездила в лагерьв школе, мы тоже проверяли воспитателей на прочность. Это как краш-тест у машин. Ты делаешь ей адские условия и смотришь, как она отреагирует. Где выдержит, а где нет.

— И какие есть предложения?

— Относиться по-взрослому. Пусть шалят и балуются, а ты делай свою работу. Поверь, это не малыши. Они поймут, что ты настроена на сотрудничество.

— Я постараюсь.

После обеда за пару часов разучили небольшой танец к открытию смены. После праздничная дискотека. Мальчики пользовались популярностью у девочек. Я же скооперировалась с такими же вожатыми. И, хотя душа просилась в пляс, разум остужал порыв, направляя в русло педагогики.

Следующие несколько дней прошли в состоянии холодной войны. Антарктической, можно сказать. Мои обращения только по имени Алексей полностью игнорировал. Уступать этому обуревшему пингвину, я не собиралась. Поэтому с ним и его королевско-императорской свитой общалась моя мама.

Не выдержав моей кислой мины, маман-таки стала отпускать меня танцевать с другими вожатыми, но под предлогом, что я контролирую, что происходит в это время в отряде.

А я точно знаю, кого я хочу уличить в правомерных действиях. И как только объект наблюдения пропадает с радаров, оставляю танцпол и пробираюсь к нашему зданию.

Через пару минут обхожу корпус и слышу подозрительное шушуканье за зданием. Огибаю его и вижу в темноте что-то тлеющее на уровне головы человека.

— Кто тут? — громко спрашиваю и включаю фонарик на телефоне.

— Оо, Ксения Олеговна? — тлеющие искры тут же оказываются на земле и пара невинных глаз смотрит на меня.

— Да, что вы тут делаете, Алексей Валерьевич? Уж не коптите ли лёгкие смолами?

— Ничего, стою.

— С кем?

— Один.

— Не смешно, я слышала голоса.

— Я верю в чудеса, слышу все голоса, они смеются, а ты пой…

— Ты курил, да? — Перебиваю певца и освещаю вокруг фонариком. Мы одни. Все разбежались. А он, значит, самый смелый и весь удар взял на себя.

— Нет. Нюхать будите?

Будь кто-то другой, я бы не стала унижать себя, но тут дело принципа. Поставить на место того, кто определил себя центром отряда.

Подхожу ближе, едва касаясь свой одеждой. И наклоняюсь, чтобы втянуть запах. Сигаретный дым неприятно щекочет пазухи.

— Ты ведь знаешь, что нельзя курить?

— А ты знаешь, что нельзя лазить по чужим телефонам?

— Не имею привычки, — отступаю на шаг назад, чтобы увеличить расстояние между нами.

— А кто тогда удалил видео?

— Я не знаю, — дерзко вру. Надеюсь только, что в темноте не видно обычных симптомов вранья.

Заводит руку мне за голову и стягивает с волос резинку.

— Вам так лучше, Ксения Олеговна, с распущенными волосами.

— Можешь не заговаривать мне зубы. — Мотаю головой. Я все равно сдам тебя, что видела курящим.

— Делай, что хочешь, меня все равно не выгонят.

— Посмотрим. Ты ведь не Огурцов и по возрасту не должен быть тут.

Захватывает за поясницу и, хватая мою майку на груди в кулак, тянет на себя. Врезаюсь в парня, соприкасаясь кончиками носов.

— Ты как-то очень далеко залезла своим носиком, — говорит так близко, что кожей чувствую его дыхание от меня, что становится. И я сейчас должна засадить ему между ног и оттолкнуть, но я, черт возьми, как под гипнозом. Хоть он и тот ещё придурок, но заставить в девушке все трепетать на раз-два, этой способности у него не отнять.

— Отпусти.

— Не стоит тебе делать то, что ты задумала.

— Спасибо, за совет. Как-нибудь сама решу, что делать.

Усмехается в ответ и отпускает.

После отбоя иду к маме и сдаю Алексея с курением. Знаю, что он отделается лишь лекцией о вреде никотиновой зависимости, а я выиграю пару очков в борьбе за разделение территорий.

Просыпаюсь утром и потираю лицо, размазывая ладонью что-то. Черт. Убираю руку и понимаю, что я в пасте. В зубной. Идиот. Даже знаю, кто это сделал. Хоть бы что-то пооригинальней придумал. Зубная паста. Классика.

Достаю из сумки зеркало, что вытереть лицо полотенцем и замираю. На лбу маркером нарисована крупная цифра "6", а на щеках размазана паста. Целый тюбик, небось, спустил.

Вот придурок. Выдавливаю тоник на ватный диск и начинаю смывать след. Паста оттерлась быстро, а вот с маркером намечалась проблема.

— Ксюша, ты идёшь? — Мама заглядывает в комнату, и я понимаю, что не закрыла на ночь дверь. Дьявол. Хорошо, если просто нарисовал, а не заглядывал под одеяло.

Основной цвет стёрся, но след виден. И эти засранцы не упустят момент посмеяться над этим.

Зачесываю волосы так, чтобы не был виден лоб за челкой. А мне надо срочно найти что-то семидесятипроцентное.

Не чувствую себя виноватой. Он первый пошел против правил, захватывая власть.

Выхожу на улицу провести утреннюю зарядку. Все уже стоят в спортивной форме, хоть ещё сонные и взлохмаченные.

— Зарядку сегодня проведет Алексей Валерьевич. — Включаю музыку и киваю на парня.

Закатывает глаза, выдыхая. Хотел бы возразить, но мама подхватывает мою идею и говорит, что спорт — это здоровье. А Леша, кажется, пошел в сторону обратную ЗОЖ.

Становлюсь в первый ряд перед ним и тоже начинаю повторять движения.

— Теперь упражнение на растяжку. Делаем в паре. Можно вас, Ксения Олеговна, чтобы показать, как правильно.

Все смотрят на меня, и я не могу сказать при всех "нет". Выхожу и становлюсь спиной к нему. При маме он ничего не выкинет.