Нина Харрингтон - Фея из провинции

«О, Кристобаль! Тебе бы понравилось, каким стал твой мальчик!»

Ей нужно было только заглянуть в глаза Дэна, чтобы увидеть мужчину, которого она любила и за которого вышла замуж. Нет, никто и никогда не сможет отобрать у нее Дэна. Теперь Элла была уверена в этом.

Даже если это и стоило ей музыкальной карьеры.

Дорога пошла на подъем, и снова пришлось крутить педали. Крик морской птицы вернул ее к реальности, заставляя вспомнить, что школа закроется через час.

Себ покинул прохладный салон машины. На другой стороне шоссе два одиноких столба от ворот указывали на въезд в «Мас Турнесол». Дом, где он родился и провел первые двенадцать лет своей жизни.

Как это было давно!

Возможно, поэтому он не предполагал, что все вокруг окажется таким заросшим, а въезд таким узким. Перспектива двенадцатилетнего мальчишки, должно быть, сильно отличается от перспективы тридцатилетнего мужчины.

Тогда на этих столбах крепились створки кованых железных ворот. На воротах было выбито «Мас Турнесол».

Сейчас одна створка лежала в траве, и сквозь ее завитки пророс сорняк. Лежала, должно быть, давно. Второй створки нигде не было видно.

Память подсказала ему, что слева, сразу за платанами, течет река, где он вместе с отцом провел немало счастливых часов на рыбалке. Кусты справа формировали живую ограду между рядами виноградников и полем подсолнечников, которое отец продал соседям перед самым отъездом. Кусты стали выше, их ветви — толще.

Горькое чувство нахлынуло на Себастьяна. Он вспомнил, как в последний раз шел по этой дорожке, отправляясь навстречу новой жизни. Мужчина вздохнул. Возможно, он не так уж к этому готов, как ему казалось.

На секунду закрыв глаза, Себастьян снова увидел материнский сад, почувствовал легкий ветерок на коже, сладкий пьянящий аромат, наполняющий воздух, жужжание пчел и пение птиц. На какое-то время он словно перенесся в прошлое, в то единственное на земле место, которое навсегда будет связано со счастливейшими годами его жизни.

До того, как умерла его мать…

Себ медленно открыл глаза и насладился ослепительным сиянием солнца.

Он противился возвращению в этот дом по многим причинам. Хотя он и жил в Сиднее с двенадцати лет, но в душе все равно остался французом. Его сердце было навсегда приковано к истории этой земли и ее культуре. Этого он не мог отрицать.

Но было еще кое-что, не дающее ему покоя. Сначала он приписал это беспокойству, связанному с переговорами, и все же дело было не только в этом. Себастьяна грызло странное, лишающее сна чувство неудовлетворенности. То чувство, которое он с переменным успехом старался подавить в себе последние полгода.

С того дня, как он узнал, что отец на самом деле не был его отцом.

Конечно, Себастьян был поражен, но не позволил миру распасться на части.

Какой бы ни была правда, он гордился своей матерью. Она всегда ставила его на первое место. Только почему она ничего не рассказала ему? Особенно в конце, когда знала, что времени у них остается в обрез. Когда многие часы, пока Хелен была в сознании, они проводили вместе и говорили, говорили обо всем. Тем не менее мать сохранила свой секрет…

Последние шесть месяцев были заполнены до предела напряженной деловой активностью, и лишь сейчас у Себа появилась возможность устроить перерыв. Провести несколько дней с Николь и дать отдохнуть голове. Ему необходимо было на что-то переключиться.

Потому что сейчас он вернулся туда, откуда начал.

В дом, который теперь принадлежал его бывшей мачехе. Она получила его при разводе.

И она может поступать с домом так, как ей хочется, пусть даже использовать его для отдыха несколько недель в году или праздновать в нем день рождения.

Николь и не догадывалась, что ее день рождения совпадает с днем смерти матери Себастьяна. И что его любимая мать умерла в этом доме.

Себ отвел плечи назад и поднял голову.

Только одно он знал наверняка: он больше не позволит себе никого и ничего безоглядно любить. Это может быть отнято у него в мгновение ока, и он будет бессилен что-либо сделать.

Себастьян Кастеллано никогда не преклонялся перед прошлым. Он смотрел только в будущее. Его старая жизнь ушла. Навсегда. И чем скорее он вернется в Сидней, чтобы начать новый проект, тем лучше.

Он проведет выходные с Николь, в понедельник утром снова сядет за стол переговоров, а затем отправится в Австралию. И все.

Через несколько минут Себастьян осторожно проехал между столбами ворот во взятом напрокат очень широком красном блестящем итальянском автомобиле по посыпанной гравием дорожке. С каждым метром дорожка становилась все более знакомой.

Неспособность контролировать беспокойство и странное предчувствие заставили Себа распрямить плечи.

Хотелось надеяться, что сад не окажется таким запущенным, как дорога. Но это он скоро узнает. Еще один поворот — и покажется крыша дома.

Надо быть последним идиотом, чтобы, приехав почти через двадцать лет, ждать, что все останется по-прежнему.

Перед поворотом машина набрала скорость. Себ сфокусировался на линии горизонта, ожидая увидеть дом, а потом… потом он ударил по тормозам так, что сработало блокировочное устройство, и красный автомобиль, поднимая за собой тучу пыли, прополз несколько метров по гравию.

На дороге что-то лежало. И смотрело на него.

Несколько секунд ушло у Себастьяна на то, чтобы восстановить дыхание и разжать пальцы, стиснувшие руль.

Костяшки пальцев были все еще белыми, когда он распахнул дверцу и выскочил из машины. Полуденное солнце обрушило свой жар на его затылок.

На середине дороги, всего в нескольких дюймах от капота, лежала собака — серая в коричневых подпалинах.

Собака лежала, положив голову на передние лапы, и явно не собиралась никуда двигаться.

И не просто собака, а охотничий грифон — такой когда-то жил на соседней ферме. Те же длинные усы и те же нависшие брови на бородатой физиономии. Себастьян уже давно не видел грифонов, и взгляд этих больших добрых глаз заставил его подойти ближе.

Он присел на корточки. Странное создание ткнулось черным носом в его руку, втягивая в себя воздух через расширенные ноздри, и зевнуло, продемонстрировав при этом замечательный набор зубов.

— Не самое лучшее место ты выбрал для отдыха, приятель, — пробормотал Себ. Грифон завилял хвостом и повернулся на бок, чтобы ему почесали живот. Судя по всему, его нисколько не беспокоило, что он чуть не довел водителя до инфаркта.

Пес несколько раз лизнул руку Себа, прежде чем снова поднять на него свои прозрачные янтарные глаза, и навострил уши.